Владимир Березин - Обходчик

Связи не было уже месяц. Каждое утро он с надеждой смотрел на экран, но цветок индикатора всё так же был серым, безжизненным.

Может, спутник сошёл с орбиты и стремительно сгорел в атмосфере — вместе со своими электронными потрохами, всеми надеждами на человеческий голос и всеми буквами, летящими через околоземное пространство. Или что-то случилось с ближайшей точкой входа.

Может, спутник в последний момент одумается и вернётся на место. Или неисправное звено заместится другим — включится, скажем, резервная солнечная батарея, и всё восстановится. Но цветочек в углу экрана по-прежнему обвисал листиками, оставался серым. Ответа не было.

Вокруг была ледяная пустыня и — мёртвый Кабель, который Обходчик должен был охранять.

Когда-то, до эпидемии, Кабель был важнее всего в этих местах.

Вдоль него каждый день двигался на своей тележке Обходчик. Кабель охраняли крохотные гусеничные роботы (впрочем, забывшие о своих обязанностях как только возникли перебои с электричеством) и минные поля, которые в итоге защитили не Кабель, а Обходчика.

Когда началась эпидемия, уединённый характер службы спас его — толпы беженцев, что шли на Север, миновали эти места.

Несколько банд мародёров подорвались на минных полях, которые шли вокруг Кабеля и были густо засеяны умными минами ещё до появления Обходчика — чтобы предотвращать диверсии. Все диверсанты давно приказали долго жить, но и теперь мины оберегали Обходчика от прочих незваных гостей.

Лихие люди давно пропали. Видимо, эпидемия добралась и до них, и они полегли где-то в полях, в неизвестных никому схронах или мумифицировались в пустых деревнях.

Обходчик забыл о них, как забыл и о минных полях. Он не боялся — умная смерть на расстоянии отличала его биоритмы от биоритмов пришельцев.

А только шагнёт чужой внутрь периметра — из-под земли вылетит рой крохотных стрел, разрывая броню, обшивку машины или просто человеческое тело.

Мелкое зверье поле смерти пропускало, а крупное тут давно перевелось.

Давно Обходчик сидел на своей станции, потому что идти ему было некуда.

Не уходит зверь в неизвестность из тёплой норы, не покидает сытную кормушку — и человеку так же незачем соваться в мир, который пожрал сам себя.

Связь с внешним миром была безопасной — этот мир людей выродился в движение электромагнитных волн.

Обходчик, проверив своё хозяйство — тёплицы, генераторы и отопительную систему, — усаживался за экран. Там, плоские и улыбчивые, жили настоящие люди. К несчастью, у Обходчика в прошлом году сломался микрофон, и он не мог по-настоящему переговариваться со своими собеседниками.

Обходчик слышал голоса внешнего мира, а сам отвечал этому миру, стуча по древней клавиатуре.

Откликались всего четверо.

От эпидемии спаслись немногие, настолько немногие, что человечество угасало; Старик, Близнецы, Доктор. И Ёжик.

Старику было чуть за двадцать — он сидел в развалинах метеорологической станции в Китае.

Близнецы — две сестры — жили на бывшей нефтяной платформе в Северном море. Они купили её ещё до эпидемии, и это уединение сохранило им жизнь.

Доктор выходил на связь из пустыни, полной причудливо разросшихся кактусов. Правильнее было бы сказать «из-под пустыни», потому что он уже много лет жил внутри огромного подземного города. Ему не надо было в страхе преодолевать тайные ходы, заваленные мумифицированной охраной — подземный город стал его рабочим местом и жильём задолго до эпидемии.

Потом появилась Ёжик.

Ёжик стучала по клавишам из Южной Европы, из маленького городка на Адриатике.

Обходчику иногда было мучительно обидно, что машина у неё старая машина, безо всякой акустики, да и он был лишён микрофона. Но в этом двойном отрицании он находил особый смысл. Он старался представить тембр её голоса, его интонацию — и это было лучше, чем знать наверняка.

Волхвы странно распорядились своими дарами — дав одному возможность только слышать, а другому не дав возможности говорить.

Остальные могли болтать под равнодушным взглядом видеокамеры и умещать свои голоса в россыпи цифровых пакетов — Обходчик и Ёжик были едины, у обоих не было камер. У Обходчика вовсе отсутствовала нынешняя фотография — он нашёл своё лицо на старом сайте своей школы, и теперь лопоухий мальчик с короткой стрижкой молча смотрел на Старика, Близнецов и Доктора, которые шевелили губами в неслышной речи.

Фотография Ёжика была поновее — девушка была снята на каком-то пляже, с поднятыми руками, присев в брызгах накатывающейся волны. Снимали против солнца — оттого черты лица были нечётки.

Это очень нравилось Обходчику — можно было додумывать, как она улыбается и как она хмурится.

Они были на связи часами — и в этом бесконечном «Декамероне» истории бежали одна за другой. Когда заканчивал рассказ один, другой перехватывал у него эстафету — через год они даже стали одновременно спать, — не обращая внимания на часовые пояса.

Но Обходчик и Ёжик, инвалиды сетевого разговора, вдруг научились входить в закрытый, невидимый остальным режим — Ёжик нашла прореху в программе диалога и намёками дала понять Обходчику, как можно уединиться.

И вот однажды Ёжик написала ему паническое письмо.

— Ты знаешь, по-моему, мы говорим с ботами.

— Почему с ботами?

— Ну, с ботами, роботами, прилипалами — неважно. Я тестировала тексты старых разговоров — и это сразу стало понятно. Мы говорим иначе, совсем иначе, чем они.

— А как же?

— Не в том дело, что мы говорим в разном стиле, а в том, как мы меняемся. Я сохраняю все наши разговоры, и знаешь что? Ты заметил, мы говорим всё больше? Для нас ведь нет никого за пределами экранов, но мы с тобой говорим по разному — а они повторяются. Но это ещё не всё — все они говорят всё естественнее.

— То есть как?

— Они раньше писали без ошибок, а теперь стали ошибаться — немного, совсем чуть-чуть. Почти как люди. То есть они накапливают память о наших с тобой случайных ошибках и описках. Будто раньше у них был только идеальный словарь, а теперь мы что-то записали в него.

— И что? Это мистификация?

— Не обязательно — это просто бот, программа, отвечающая на вопросы. И она обучается — берёт и у тебя и у меня какие-то обороты речи.

— Да кому это нужно?

— Да никому. Просто в сети были несколько ботов, и вот оставшись без хозяев, они реагируют на нас. Они питаются нами, как электричеством.

Обходчик тогда долго не мог примириться с этой новостью. Стояла жара, с холмов к станции ветер приносил запах сухого ковыля, знойного высыхания трав. Но Обходчик не чувствовал запахов, не страдал от жары — его бил озноб.

Человечество ссохлось, как старое яблоко, сжалось до двух людей, что стучали по клавишам, не зная, как звучат голоса друг друга.