Михаил Пухов - Костры строителей

— Не успеем, — сказал Егоров.

— Вы все-таки пристегнитесь, — сказал Бутов. — Скорость большая, мало ли что. Потом — темнеет.

Егоров послушно затянул ремень безопасности. Солнце уже зашло, и, хотя небо на западе еще играло красным, впереди сгущалась ночь. Глайдер мчался над зеленой стрелой шоссе, пронизывающей тайгу. Деревья подходили к самой дороге, но сейчас слились в высокие стены, лес потерял глубину, и осталось только шоссе — бесконечный коридор с искаженной от скорости перспективой.

— А насчет остального не беспокойтесь, — продолжал Бутов. — Будем вовремя, я гарантирую. Мне сегодня еще домой нужно попасть.

Бутов полулежал в водительском кресле, повернув загорелое лицо к Егорову. На дорогу он не смотрел — машина сама их везла. На вид Бутов был настоящий сибиряк, и познакомились они всего два часа назад — Егоров расспрашивал всех на автовокзале, как побыстрее добраться до Станции, никто не мог посоветовать ничего путного, но тут появился Бутов, потащил его к стоянке, втолкнул в глайдер, запер снаружи и удалился, сказав: «Ждите. Я скоро».

И ушел. И не появлялся целый час, и это стоило Егорову много нервов, потому что времени оставалось в обрез, и Егоров по инерции нервничал до сих пор.

— А хоть бы и не успели, — продолжал Бутов. — Подумаешь, пуск новой электростанции. Каждый день появляются новые объекты.

— Это не какой-нибудь объект, — объяснил Егоров. — Это Станция, Станция с большой буквы. Станция, которая даст энергии больше, чем остальные электроцентрали мира, вместе взятые.

— Каждый день тоже не какие-нибудь пускают, — возразил Бутов. — Каждый раз что-то новое, что-нибудь «самое». Зачем куда-то спешить? События сами происходят вокруг.

Егоров усмехнулся. Спокойствие Бутова постепенно передавалось ему, и он уже верил, что они успеют вовремя, хотя до пуска оставалось менее получаса, а впереди лежала еще сотня километров с лишним. Но мысленно он был уже на месте. Он знал — что-то произойдет, и хотел при этом присутствовать, и теперь уже верил, что это ему удастся.

— Потом, что вы хотите увидеть? — продолжал Бутов. — Обычная, банальная церемония. Станция заработает — толпа закричит «ура!». Когда «Томь» выигрывает у «Спартака», ликования куда больше.

— Для физика Станция — это уникальный объект с очень высокой пространственно-временной концентрацией энергии, — объяснил Егоров. — Особенно в самом начале, сразу же после пуска, еще до выхода на режим, Здесь может наблюдаться ряд побочных эффектов — новых, совершенно неизученных.

— Почему — неизученных?

— Физики не занимались Станцией, — объяснил Егоров. — Ее строили инженеры, и никто не знает, что произойдет, когда эта энергия начнет выделяться в фиксированной точке пространства.

— Взорвется, что ли? — усмехнулся Бутов.

— Нет, пуск Станции безопасен. Этим как раз занимались, и это доказано. Но освобождение такой колоссальной энергии исказит геометрию мира. Может быть, это будет длиться мгновение, но так будет.

— Фантазия какая-то. Вы где про это читали?

— Я это считал. Вчера вечером, на клочке бумаги. И сегодня утром, на ЭВМ. Результат, по-моему, любопытен. Как я и думал, пока Станция выходит на режим, возможны ограниченные, строго локализованные нарушения причинно-следственных связей. Как это будет выглядеть, я не знаю. Но это будет.

— А я фантазий не уважаю, — заявил Бутов. — Все помешаны на фантазиях. А что в них такого?..

— Говорят, фантазия будит мысль.

— По-моему, она ее усыпляет, — сказал Бутов. — Если вам надо проснуться, сделайте глубокий выдох. Вберите в легкие лучший воздух Земли и посмотрите вокруг. Вы увидите только лес, тайгу на тысячи километров. И вы можете блуждать по этим лесам целый год, питаться грибами и ягодами, которых здесь уйма, и не догадываться, сколько тонн руды перерабатывается ежесекундно у вас под ногами.

— Да, это хорошо придумано, — согласился Егоров. — Двухэтажный мир. Промышленность в подземелье — остальное снаружи. Мы получаем необходимое сырье, и природа остается нетронутой. Когда-то делали по-другому.

— Когда-то автомагистрали строили из асфальта, — сказал Бутов.

Егоров ничего не сказал, глядя вперед, на дорогу, Наступили сумерки, и травяное покрытие наполовину потеряло свой неповторимый изумрудный оттенок. Гордость сибирских селекционеров — вечное покрытие, мечта дорогостроителей. Когда ее создавали, эта трава предназначалась для футбольных полей. Но оказалась незаменимым дорожным материалом, не имеющим соперников. Конечно, когда над шоссе проносится глайдер на воздушной подушке, все равно — трава или бетон, и то и другое не пострадает. Но если проходит тяжелый трактор или, допустим, танк — плохо придется бетону. А трава примнется, и встанет снова, и ничего с ней не случится.

— Просто счастье, что освоение Сибири чуть-чуть запоздало, — сказал Бутов. — Прежде наступление на новые территории проводилось стихийно, без оглядки на будущее. Результаты вы знаете. А здесь все идет по правилам, по науке, и иначе нельзя. Современная техника — она любую природу в состоянии искалечить. Потом уже не исправишь.

Егоров молчал, глядя вперед. Прямой участок шоссе закончился, дорога плавно вильнула вправо и по широкой дуге вылетела на берег реки. Плотный многотонный поток с трудом угадывался под невысоким обрывом, было уже темно, и только кое-где на черной воде лежали двойные огоньки бакенов.

— Выходит, вы у нас отдыхаете, — сказал вдруг Бутов. Не спросил — сказал утвердительно. Егоров усмехнулся.

— В командировке.

— А то у нас многие отдыхают, — сказал Бутов. — Почти из всех стран мира. И нельзя сказать, чтобы я этого не понимал.

Дорога взлетела вверх, темная лента реки осталась позади, и шоссе вновь превратилось в прямой коридор с отвесными стенами на фоне почти черного неба. Бутов включил дальний свет, по шоссе побежали тени, и вне двух световых цилиндров стало совсем темно.

— Что вы собираетесь делать после пуска? — спросил Бутов.

— Еще не знаю.

— Хотите, заглянем ко мне. В моем хозяйстве много интересного. Все время иностранцев возят, в порядке обмена опытом. Только никакого опыта они не перенимают, восхищаются и грустно вздыхают. У нас, говорят, так уже не получится. Слишком поздно спохватились, говорят.

— А это далеко? Впрочем, вам незнаком этот термин. Для вас тысячи километров — по соседству.

— Нет, действительно близко. Недавно поворот был. 150 километров, полчаса ходу. Собственно, все эти леса мои.

— Наверное, здесь и родились? Вы, сибиряки, оседлый народ. Живете на одном месте. Или это наше предвзятое, неверное представление?..

— Не знаю, — сказал Бутов. — Мне до настоящего сибиряка далеко. Приезжий я. Москвич, если вам интересно. Окончил лесной институт, направили сюда по распределению. Жена была недовольна. Глушь, говорит. Три года, говорит, жить в этой глуши. И было это 15 лет назад.