Дим Край - Идеaльный мир

Машу я по-прежнему люблю. Быть может, не так сильно, как это было до всех этих событий. Ведь прошло полтора года, никак не меньше. Некоторые воспоминания о Маше позабылись. Переживания и волнения в моей Душе улеглись, поуспокоились… Но я люблю. Я её всегда любил. И я готов признаваться в этом всю оставшуюся жизнь.

Я как-то спросил её: 'Надолго ли ты со мной? Когда исчезнешь?'. Она ответила просто: 'Любимый мой, я с тобой навсегда'.

Днём к нам пришли следователи. Это по делу Паута Воэ. Предъявили мне корочки ФСБ. Мне сразу стало скучно. Я загрустил… Я знал, что они рано или поздно придут. И встречаться с ними мне не хотелось. Надо было сразу сваливать из квартиры, как в ней очутились. А нет. Мы стали с Машей сидеть, готовить завтрак (или обед уже правильней назвать?), разговаривать о жизни — хотя это получалось не очень хорошо, скорее наигранно. Но от того было не менее весело. И вот пришли они. Протиснулись в комнату, развернули свои папки, документы, достали какие-то фотографии, среди которых я узнал полковника Малинина. Стали о чём-то спрашивать.

Я довольно долго не мог вникнуть в суть их беседы. Они сами удивлёно косились друг на друга и не понимали, что происходит и что, собственно, они тут делают. В начале их беседы явно виделось, что они имеют кучу вопросов ко мне и прямо-таки в нетерпении жаждут их высыпать на мою бедную головушку. Но они больше молчали, чем говорили. А потом вообще развернулись и ушли, так и не задав мне ни одного дельного вопроса, на которые я уже психологически был готов отвечать. Напоследок сказали: 'Извините за беспокойство, Алексей Владимирович. Похоже, мы ошиблись с вами. Вы здесь явно ни при чём'. Причём, так уверенно это заявили, что я даже сам поверил — я к этому дела не имею никакого отношения.

Вот так Маша! Вот так молодчина! Наколдовала ведь. Или всё-таки у неё осталось, что-то от Шимерши?..

Удивительно конечно, в моё мире за всё это время прошло не больше двух недель. Весна ещё не вступила в свои законные права, и воздух холодит вечерний ветеродув, да снег местами не растаял. И год прежний — 2007. Хотя уже живу в будущем. И год мой родной кажется таким древним и давно позабытым.

Возвращаться на работу мне было крайне не привычно. Я уже путался в маршрутах и чуть не прозевал свою остановку. Придя на работу, я не застал удивлённых лиц, косящихся на меня, как на призрака. Они должны были меня похоронтить!.. Нет. Всё обыденно. Сидят за своими рабочими местами, увлечённо трудятся. Здороваясь со всеми, я был крайне поражён их равнодушию к моей судьбе. Ладно там, полтора года, что меня не было. Но для них же целых две недели я отсутствовал! Александр Викторович даже не взглянул на меня, пожимая руку. Был занят, общался по телефону. А когда закончил, не отреагировал — не стал кричать, трясти кулаками, не ругался матом. Вообще сидел мирно и не понимал, чего это я на него всё время озираюсь. Никаких объяснительных, никакого штрафа, выговора. Ничего! Я уселся за свой компьютер и недоумевал — что происходит? Почему никто не заметил моего отсутствия? Даже тот важный клиент утром сам позвонил и любезно напомнил о нашей договорённости, интересуясь, а будут ли скидки.

Я немедленно позвонил родителям с рабочего телефона. Сотовый свой я где-то посеял… Точнее, не 'где-то посеял', а оставил его в будущем. В коттедже. Боялся, что потеряю — вот и оставил… Они были рады моему звонку. Немного поругали меня за то, что редко им звоню и ещё реже навещаю их. Я поболтал с ними, узнал как они, какие новости, как вообще дела и всё такое…

Никто не заметил моего отсутствия.

Только днём, во время обеда, ко мне за столик подсел Димон и спросил почти полушёпотом, как шпион шпиону:

— Как там всё прошло у вас с Во́ем?

— С каким это 'Во́ем'? — не понял я.

— Ну, с Во́ем, твоим другом, Пауто́м, — уточнил он, ставя ударение почему-то на последний слог. И выходило так, что я где-то когда-то возился с паута́ми-овода́ми.

— А! С Па́утом Во́э, — я подправил его.

Он помнил! Он всё помнил. Единственный человек на этой земле, кто знал истину. Ну, ещё, быть может, Малинин. Но где того найти?

— Ага, с ним самым. С этим генералом из будущего. Он благополучно вернулся домой? — интересовался Димон.

— Да всё отлично, Димон! Всё ништяк. Спасибки за хату и за одёжку, — поблагодарил я его.

— Не за что! — весело проронил он.

Вернувшись домой, я решил расспросить Машу, какое участие она приняла во всём этом тёмном деле. Она не отнекивалась и честно призналась, что немного подправила некоторый ряд событий, таким образом, что бы произошедшее в других мирах меньше всего сказалось на моей дальнейшей судьбе.

Мир не изменился. Остался прежним. Изменился я. Я не узнаю этот мир. Я не могу к нему привыкнуть. О, как трудно привыкнуть к обычной жизни, к обычной мирской суете! Это как мир инопланетян, а я астронавт, который только что его открыл. Точнее высадился на спускаемом аппарате и пытаюсь свыкнуться с нравами и обычаями местных обитателей. Правда, нельзя сказать, что положение моё безнадёжно. Постепенно я вливался в среду, возвращался назад. Но на это уходили долгие дни, недели, а то и месяцы.

Поначалу мне казалось всё неправильно — шумно на улицах, толпы людей, жизнь кишит как в муравейнике, никак не уединиться — всюду нарываешься на чьи-то лица, или того хуже — пьяные хари заслоняют вид и просят закурить. Тесно мне. Мало пространства для личности отведено. Ужасный запах источается отовсюду. Оказывается, я раньше не замечал, что в Питере так грязно — столько свалок во дворах, столько отходов разбросанных по щелям — уму непостижимо! А сколько изрисованных домов грязными граффити! Но всё это фигня по сравнению с тем, что техника ужасно примитивна: медленный транспорт, вонючие грузовики, шумные пылесосы и совершенно допотопные компьютеры, за которыми сидеть-то противно, не то что работать. Ну, вы меня, надеюсь, поймёте. Это всё одно, что вам с современного, ультрастильного и компактного ноутбука пересесть вдруг на старый, громоздкий ящик с лампочковыми транзисторами и с мозгами простейшего калькулятора. Я не мог понять, куда подевался мой камтик? Я долго допрашивал Машу, что с ним сталось. Она мне попыталась доходчиво объяснить, что в прошлое нельзя брать вещи из будущего, так как эта технология может попасть в чужие руки. Что чревато неприятными последствиями. Я не мог понять: 'Как так нельзя?! А зачем же я тогда продал некоторые безделушки одному мажору на станции Тосно и отдал карту-голограму планеты Битурт Сане Кузнецову?'. 'То был чужой мир. А этот теперь наш. И нам здесь жить!' — популярно объяснила она. И я вроде как понял, что она имела ввиду.

Короче, возвращался я в свой старый шалаш, отстроенный в деревне дикарей, с неимоверным трудом и крайней неохотой. Как говориться, к хорошему привыкаешь быстро. И следует добавить: а обратно — очень и очень медленно.