Роджер Желязны - Остров мёртвых

Устав от скитаний, испугавшись необъятности Времени, я отправился за советом к древнейшей расе во всей галактике. Страх, завладевший мной в ту пору, не поддаeтся описанию. Вряд ли вам ведомо это чувство — видеть как всe вокруг умирает. Вот что привело меня на Мегапею. Однако, не пора ли мне рассказать вам немного о себе? А почему бы и нет? Пока я дожидаюсь прилива, вполне можно восполнить этот пробел.

Я родился на планете Земля в середине двадцатого века. Это был период в истории человеческой расы, когда люди отбросили многие табу и традиции, некоторое время веселились вовсю, а потом вдруг обнаружили, что особых причин для радости нет — человек был так же смертен, как и прежде, и перед ним всe ещe стояли старые проблемы жизни и смерти, осложнeнные ещe и тем, что Мальтус всe же оказался прав. Я оставил колледж в конце второго курса и записался в армию. Вместе со мной воевать отправился и мой младший брат, только что закончивший школу. Так я впервые оказался на берегу Токийского Залива. Потом я вернулся в колледж, чтобы получить диплом инженера, но вскоре решил, что выбор сделан мной неверно, и перешeл на медицинский факультет. Потом увлeкся биологией, получил степень доктора, специализируясь в области экологии. Мне было двадцать шесть лет, шeл 1991 год. Отец мой умер, мать снова вышла замуж. Я влюбился, сделал предложение, получил отказ, после чего отправился в одну из самых первых межзвeздных экспедиций. Мне помогло то, что имел несколько специальностей. Путешествие длилось около ста лет, но экипаж всe время находился в анабиозе. Наконец, мы достигли одной из планет Бартона и начали создавать колонию. Но не прошло и года, как меня поразила местная болезнь, против которой наши лекарства были бессильны. Тут меня вновь погрузили в анабиоз до тех пор, пока не найдeтся средство от этой болезни. Разморозили меня через двадцать два года. К тому времени на планету прибыли ещe восемь транспортов с колонистами и вокруг возник совершенно новый мир. В тот же год прибыли ещe четыре больших корабля, но из них на планете остались лишь два. Остальным предстоял полeт к ещe более отдалeнной звезде, где предполагалось основать колонию. Я полетел на одном из этих кораблей, заменив колониста, который решил, что ему хватит за глаза и одного путешествия. Другой такой возможности могло и не представиться, а поскольку я не мог вспомнить даже лица, не то что имени, той девушки, что побудила меня ввязаться в эту авантюру, то желание моe было продиктовано, как мне кажется, только лишь любопытством и ещe тем, что эта планета была уже укрощена, а я не принимал в этом никакого участия. Через более чем столетие холодного небытия мы высадились на намеченной планете, и место это мне совсем не понравилось. Поэтому, проведя там всего лишь восемь месяцев, я попросился в экспедицию к ещe более отдалeнной звезде и отправился к Бифросту, которому в случае успешного завершения нашего полeта предстояло стать самым отдалeнным форпостом человечества. Этот перелeт длился 276 лет. Бифрост оказался мрачным и неприветливым, он напугал меня. Я стал догадываться, что колониста, скорее всего, из меня не выйдет. Я тут же отправился в ещe одну экспедицию, но было слишком поздно. Неожиданно выяснилось, что люди уже расселились повсюду, установили контакт с другими разумными расами, так как межзвeздные перелeты стали занимать недели и месяцы, а не столетия, как прежде. Смешно? Мне тоже так сперва показалось. Я решил, что всe это — какой-то грандиозный розыгрыш. Потом мне сообщили, что я, по всей видимости, оказался самым старым представителем человеческой расы и, похоже, единственным человеком из ныне живущих, который родился в двадцатом веке. Они рассказывали мне о Земле, показывали еe фотографии. Мне уже было совсем не до смеха, поскольку Земля стала абсолютно иным миром, и я вдруг остро почувствовал своe одиночество. Всe, что я изучал в школе и колледже, было уже давно забытым анахронизмом. Что же я сделал? Решил слетать на Землю и увидеть всe своими глазами. Я вернулся в школу, обнаружив, что не утратил прежних способностей. Однако, страх не покидал меня ни на минуту. Я чувствовал себя не в своей тарелке. И тогда я впервые услышал о расе, которая могла бы помочь мне обрести опору в жизни, найти себя в том странном мире, куда забросило меня течение времени, о расе, способной избавить меня от чувства, что я — последний житель Атлантиды, бредущий по Бродвею. Я узнал о пейанцах, в те времена только открытой расе, для которых все чудеса Земли двадцать седьмого века — не исключая и достижений медицины, добавившей человеку пару лишних веков жизни — были давно пройденным этапом. И я в полубезумном состоянии прилетел на Мегапею, подошeл к первой попавшейся башне, постучал в ворота и попросил вышедшего на стук пейанца:

— Научите меня, пожалуйста.

Это была башня Марлинга — одного из двадцати шести Имя-носящих, о чeм я в то время, естественно, и не подозревал.

Когда послышался звон колокола, возвещавший о начале прилива за мной пришeл молодой пейанец и проводил меня по винтовой лестнице наверх. Он первым вошeл в комнату и я услышал, как Марлинг о чeм-то спрашивает его.

— Дра Сандау здесь, он ждeт, когда вы его примете, — послышался ответ юноши.

— Пусть войдeт.

Молодой пейанец выглянул из комнаты и сказал:

— Он просит вас войти.

— Благодарю.

Я вошeл.

Как я и ожидал, Марлинг сидел спиной ко мне — лицом к окну с видом на море. Три высоких стены его веерообразной комнаты были светло-зелeными, словно сделанными из нефрита, а его кровать была длинной, низкой и узкой. Одна стена являла собой огромную, слегка запылившуюся консоль, а на маленьком столике у кровати, который, возможно, не двигали с места несколько веков, всe ещe стояла фигурка оранжевого животного, похожего на рогатого дельфина.

— Добрый день, Дра, — поздоровался я.

— Подойди поближе, чтобы я мог тебя видеть.

Я обошeл вокруг кресла и встал перед ним. Он похудел, его кожа стала значительно темнее.

— Ты быстро добрался, — произнeс он, пристально всматриваясь в моe лицо.

Я кивнул.

— Ты же сказал: «Немедленно!»

Он зашипел и защeлкал языком, что у пейанцев было равносильно смеху.

— Как поживаешь?

— Моя жизнь достойна одновременно страха и уважения.

— А как твоя работа?

— Одну я закончил, а за следующую пока не брался.

— Садись.

Он указал на скамью у окна, и я устроился на ней.

— Расскажи мне, что тебя беспокоит?

— Фотографии, — ответил я. — С недавнего времени я стал получать снимки людей, которых знал раньше — людей, что умерли давным-давно. Все они умерли на Земле, а недавно я узнал, что их воспроизводящие ленты были похищены. Поэтому вполне вероятно, что все они сейчас живы и находятся в некотором месте… Потом я получил вот это, — я протянул ему письмо, подписанное «Грин-Грин».