Дино Динаев - Тотальная угроза

Потом, когда пришло время первый раз развернуться, выяснилось, что ему к этому времени так и не удалось заснуть. Солдатская ширинка, кто служил, знает, имеет большие расстояния между пуговицами. Маша неожиданно ловко просунула руку между ними и всей пятерней обхватила его напрягшееся достояние.

— Помочь? — спросила она. — Как врач говорю, твое героическое долготерпение вредно. К тому же ты рискуешь не выспаться.

Владимир Петрович поможет потом, подумал Мошонкин. Да и совестно было. Что он пацан? И он отказался. Они думали, что все самые страшные приключения позади и рассеются вместе с новым днем. Но наступил новый день, взошло солнце, а оказалось, что все самое страшное только начиналось.

Первым делом на следующее утро Мошонкин отыскал брюки для Маши. С большими предосторожностями он вернулся к медчасти. "Кроты" ушли, оставив после себя мертвую пустыню. Мошонкин забрался в каптерку и основательно затарился. Взял галифе и телогрейку для Маши, ботинки для себя, кое-что из еды: консервы, галеты, чай и сахар.

— А рубашки не было? — спросила Маша.

— Халат в штаны заправишь.

Наскоро подкрепившись, стали думать, что делать дальше.

— Я буду ждать Владимира Петровича, — заявила Маша и наотрез отказалась уходить.

Бросить полковника у Мошонкина самого душа не лежала. Разрешив первый вопрос, перешли ко второму, где им остановиться. На дереве долго не проживешь.

— А что думать, в лесничей остановимся, — сказал Мошонкин. — У меня там и продукты имеются. Сейчас на разведку сбегаю и тронемся.

— Я с тобой! — напросилась Маша. — Я одна не останусь. Жутко здесь. Лес мертвый.

— Как хочешь, — пожал плечами десантник.

Домик оказался разгромлен. Выбиты все стекла, кроме единственного окошка на втором этаже. Изрешеченная пулями тарелка спутниковой связи валялась на земле. Факс и компьютер были вынесены во двор, разломаны и сожжены. Внутри все было перевернуто вверх дном. Посуда расколочена вдребезги, постельное белье разорвано и сброшено на пол.

Мошонкин разделся до пояса, закатал брюки и приступил к уборке. До обеда он мыл, скоблил и сколачивал разломанную мебель.

— Ну, счастлива та девка, что за тебя замуж пойдет! — заметила Маша.

Сама она занялась готовкой на керосинке, которую Мошонкин достал из только ему известного запасника. Поев каши с консервами, Мошонкин двинулся на разведку, строго настрого наказав девушке закрыть дверь на засов и никому не открывать.

Штаб Кордона перестал существовать. Все палатки сожжены, сбитый при попытке взлететь вертолет лежал лопастями книзу в сгоревшем и слабо дымящемся сосняке. Оторвавшийся хвостовой винт, словно бритвой, срезал три мачтовые сосны и торчал в четвертой. Среди погибших не обнаружилось ни одного генерала.

— Успели сбежать, — подумал Мошонкин.

На шоссе открылась картина панического бегства. По обочинам валялись на боку подбитые и брошенные бронетранспортеры и грузовики. Везде только трупы. Мошонкин глянул в бинокль вдоль шоссе, но везде было одно и то же. Полная неподвижность. Гарь. Похоже, "кроты" все ушли. Но куда? И самое главное-как далеко отодвинулся Кордон? Мошонкин понимал, что долго им тут не просидеть. В конце концов, их обнаружат. Да и продукты не бесконечны. Надо было идти к Кордону. Но в таком случае существовала опасность, что их расстреляют свои.

— Ничего, вернется Владимир Петрович, он разберется, — подумал Мошонкин.

Василий Пащук пришел ночью.

Маша раздевалась, когда почувствовала чей-то пронизывающий взгляд. Оглянувшись, она увидела светящееся в темноте белое лицо. Вскрикнув от неожиданности, она кинулась к Мошонкину. Тот сам уже бежал навстречу.

— Что случилось? — обеспокоено спросил он.

— Там кто-то за окном стоит! — прошептала она.

Мошонкин передернул затвор и пошел впереди. За окном было пусто.

— Он там стоял, — показала девушка.

— Не мог он там стоять, это же второй этаж, — возразил Мошонкин, тщетно вглядываясь в чернильную темноту. — Наверное, показалось.

— Он был там! Был! Мне страшно.

— Не бойся. Сейчас пойду, ставни закрою.

— Не выходи! Не оставляй меня одну! — она вцепилась в него.

Мошонкин отнекивался изо всех сил. Не мог он с чужой бабой в одной комнате спать. Внезапно раздался сильный удар в окно, и к стеклу прилипло мучнисто-белое лицо. Мошонкин вскинул автомат, но тут же его опустил, узнавая тезку:

— Васька, ты? — спросил.

— Здорово, братишка, — сипло поприветствовало существо за окном. — Плохо ты привечаешь гостей. Оружием грозишься. Я ведь земляк тебе.

— Тамбовский волк тебе земляк! — воскликнула Маша. — Не слушай его. Он зараженный.

— Замолчи, шалава! — цыкнул на нее Пащук. — Пригласил бы что ли зайти, братишка.

— Он тебе зубы заговаривает, Вася, — продолжала Маша. — Он убьет тебя, потому что сам уже мертвый.

— Скажешь тоже! — оскалился Пащук. — Пригласи меня в дом, ты увидишь, какой я мертвый. У меня кое-что есть для тебя, красотка, и довольно изрядных размеров, — он просительно поскреб по стеклу пальцами. — Пустите же, будьте людьми.

Но они уже замерли, пораженные открывшимся зрелищем. Пальцы оборотня густо заросли волосом и были увенчаны длинными когтями. Стоило Мошонкину вскинуть автомат, как Пащук метнулся прочь от окна.

— Какие вы люди, вы звери, — недовольно произнес оборотень и плавно ушел вниз.

Тотчас на первом этаже громко хлопнула дверь.

— Я же ее запирал! — воскликнул Мошонкин.

Он кинулся вниз, девушка неотлучно последовала за ним. На них дохнуло смертельным холодом. Стены были в инее. Оборотень сидел на кухне и харчился. При этом он вскрывал консервные банки острым когтем, его же используя вместо вилки. Мошонкин не решился стрелять в спину, а оборотень не торопился повернуться. Он опорожнил все банки, а последнюю проглотил целиком. Она застряла у него в горле и рельефно выделялась. Не обращая внимания на такие пустяки, Пащук обернулся и сказал:

— Ну и дрянь эти консервы. Давай, веди сюда бабу. Отдеру ее и уйду.

Маша в ужасе вцепилась в десантника.

— А не отдашь, я тебя съем, — кровожадно продолжил оборотень. — А бабу потом все равно отдеру.

Мошонкин выстрелил. На теле монстра, покрытом густой шерстью, появилось дымящееся отверстие. Раненый оборотень открыл пасть с тонкими и острыми, словно гвозди зубами и издал пронзительный визг.

— Уходи, Маша! Я прикрою! — крикнул десантник, вытесняя ее из кухни.

Оборотень наступал. Мошонкин стрелял не переставая. Монстр был весь в дырах, но на его состоянии это отражалось мало, и все новые попадания лишь замедляли его ход, не причиняя хоть сколько — нибудь значительного урона. Когда кончились патроны, все на миг остановились. Оборотень плотоядно облизнулся на замершую Машу и проревел: