Ариадна Громова - В Институте Времени идет расследование

Эдик поднялся во весь свой богатырский рост и сладко потянулся. «Метр девяносто, не меньше, — прикинул Линьков, — вес восемьдесят пять, и вообще… Ослепительный индивидуум!»

Эдик и вправду был ослепителен. До голубизны белая нейлоновая сорочка, надвое расчерченная темно-красным галстуком, искрилась на его широченной груди, брюки острым углом нависали над зеркально сияющими туфлями, и весь он сверкал и излучался.

— Так вот они и живут! — с победоносным презрением продолжал Эдик. — Сидят безвыходно в лабораториях, и ни тебе свежего воздуха, ни движения. А что в результате получается?

— Вы считаете, что смерть Левицкого наступила в результате пренебрежения спортом, а также недостатка свежего воздуха? — с преувеличенной серьезностью осведомился Линьков и демонстративно раскрыл блокнот.

Эдик несколько смешался, снова сел за стол и заявил, поглядывая на блокнот, что он не считает это основной причиной, но, поскольку в здоровом теле здоровый дух…

— Ну, станет разве нормальный человек… я имею в виду вот именно правильный режим плюс, конечно, моральная стойкость, здоровый образ мыслей и прочее — ну, станет такой человек травиться? Да еще где — прямо на рабочем месте! Чтобы, значит, другим побольше неприятностей было! Ну, возьмите хотя бы меня…

Линьков слегка вздохнул и осведомился, какова же, по мнению товарища Коновалова, основная причина происшествия. Оказалось, что у товарища Коновалова на этот счет нет определенного мнения.

— Пока нет! — уверенно уточнил Эдик. — Но выяснить все могу в два счета. Чикаться тут особенно-то не стоит!

— Чикаться, как вы выражаетесь, может, и вправду не стоит, — ответил Линьков, с вялым интересом разглядывая Эдика, словно музейный экспонат. — Но дело все же не вполне ясное. А к тому же эта ваша специфика…

— Именно! У меня эта специфика вот где сидит! — Эдик постучал ребром ладони по своему мощному загривку. — Никаких, понимаете, законов для них нету. Рабочий день кончился, а им без разницы. Сидят, как приклеенные, допоздна. А чего сидят, спрашивается? Исключительно от разболтанности, я считаю.

— Научные сотрудники, учтите… — неохотно пробормотал Линьков. — День у них ненормированный…

— То-то и оно, что ненормированный! Был бы нормированный, так порядок навести ничего бы не составляло. А так… — Эдик махнул рукой и продолжил уже спокойно, с деловой интонацией: — Что я вам пока посоветую — это прощупать кое-кого из институтских. В первую очередь Стружкова. И Нину, конечно.

— Какую Нину? — с некоторым интересом спросил Линьков, увидев, что ясные глаза Эдика при этом имени словно маслянистой пленкой подернулись.

— Да Берестову Нину! Неувязочка по личной линии тут получилась все же лихая! Дружба ведь была — водой не разольешь, но как Ниночка появилась, так и дружбе конец!

— Вы хотите сказать, что Левицкий и Стружков поссорились из-за Берестовой?

— Поссориться-то они в открытую не поссорились, — хитро улыбаясь, возразил Эдик. — Народ все же культурный, до мордобития не дойдет. Но если в корень посмотреть — люди они или не люди? У него девушку из-под носа уводят, а он стой и глазами хлопай, поскольку уводит-то друг-приятель? Да тем более такую девушку! Ниночка Берестова — это же такой кадр, н-ну! Только она возникла в расчетном отделе, сразу у всех там какие-то дела образовались! По два-три захода в день проделывали, буквально все, включая женатых. Ну, потом Левицкий около нее на постоянную прописку определился, тут уж прочие сникли. Левицкий, он вообще-то… — Эдик одобрительно покивал, — он в этих делах ничего, разбирался. Только чересчур уж принципиальный был насчет работы. Как у него просвет образуется, так, глядишь, он себе новенькую организует, и непременно на самом высоком уровне! А начнется опять запарка, засядет он в свою лабораторию намертво — и все! Была девушка — нет девушки. Тоже, конечно, ненормальность, я считаю!

— Но если Левицкий так несерьезно относился к девушкам, то, может, он вообще не ссорился со Стружковым? — вяло проговорил Линьков.

— Нет, с Ниной Берестовой — дело другого рода, — возразил Эдик. — Внешние данные — это само собой. Но плюс у нее характер твердый! Волевая девушка, — одобрительно сказал Эдик, — я таких ценю! Ну, и все же совместная работа, общие интересы, коллектив…

— Коллектив тоже действует? — меланхолически осведомился Линьков. — Нет, несерьезно все это выглядит. Самоубийство из-за любви в наши дни… Ничего другого вы не предполагаете?

«Много от Эдика не добьешься, но все же… — морщась, думал он. — Пускай пошевелит извилинами, если таковые у него имеются».

— А что может быть другое?.. Больше ему вроде бы не с чего… — Эдик сдвинул густые пшеничные брови, пытаясь что-то сообразить. — Вы что имеете в виду?

— Ничего конкретного. Я просто не считаю, что вопрос решен. Есть факт смерти, а все остальное неясно. Как, почему, отчего, что… и так далее. Это еще надо докопаться…

Это слово пришлось Эдику явно по душе.

— Докопаться — это вы правильно! Докопаться обязательно следует! Вопрос только, в каком направлении.

И вдруг его осенило.

— То есть вы думаете, что совсем ничего не известно? — спросил он в радостном ожидании.

— Именно вот, — подтвердил Линьков.

— Ну, тогда… — выдохнул Эдик, восторженно глядя на Линькова. — Великое все же дело — специальность! Я вот не додумался, а вы — в два счета! Кого на примете держите? Поделитесь, нам же вместе работать, если такие дела! Сейчас материалы подымем, документики проанализируем, факты перепроверим будь здоров! Верно?

— Верно, — вздыхая, сказал Линьков, — только ни до чего я пока не додумался, это вы преувеличиваете. Я же вам говорю — вопрос абсолютно неясен.

— Усвоил, — разочарованно проговорил Эдик, выслушав соображения Линькова. — Факты действительно не те… Но все равно ведь ничего не известно?

— Все равно, — согласился Линьков.

— Тогда докапывайтесь! — милостиво разрешил Эдик. — А моя поддержка вам обеспечена. Со Стружковым вы уже предварительно побеседовали? Значит, прямая вам дорога к расчетчикам, к Ниночке! — Он заговорщически подмигнул.

Линьков медленно поднялся. Не хотелось ему идти к этой ослепительной Ниночке и вообще хотелось сейчас одного — сидеть на берегу реки. Пускай даже рыба не ловится, пускай себе гуляет, только бы сидеть в утренней тишине, блаженно жмурясь и вдыхая речную прохладу…

Линьков повернул за угол и, вздохнув, взялся за ручку двери с табличкой «Расчетный отдел».

Комната была надвое перегорожена вычислительной машиной. Вдоль стен ютились небольшие подручные ЭВМ, тянулись панели с окнами осциллографов над рядами сверкающих клавиш. Работало здесь не меньше двенадцати девушек, и все они наперебой закричали в ответ Линькову, что Берестова сейчас придет. Линьков решил было подождать ее здесь, но девушки так откровенно глазели на следователя, так активно пересмеивались и перешептывались, что он минут пять покрутился на стуле, делая вид, что углубленно изучает записи в своем блокноте, а потом не выдержал и встал.