Брайан Макферсон - Мудрец

«Передай Повелителю, что он нарушает Договор! – с достоинством ответил Найл. – Если меня казнят, то в Городе немедленно начнется война!"

«Смертоносец-Повелитель не боится ничего! Смертоносец-Повелитель готов к войне! – быстро метнул свой импульс Рессо. – Мы все готовы к сражениям и будем драться! Но сначала ты умрешь!"

От бессильной ярости Найл готов был грызть зубами путы, безжалостно стягивающие руки и ноги.

Мышцы его вздувались буграми, когда он пытался поднести стиснутые запястья ко рту, но даже этого, к вящему удовольствию Рессо, сделать ему никак не удавалось.

В течении всей этой беседы Найл пытался связаться с сознанием Смертоносца-Повелителя, но тщетно, – верховный разум был словно наглухо закрыт для него, Владыка напрочь отказывался вступать с ним в ментальный контакт.

«Готовься к смерти, Предводитель двуногих! – свирепо предупредил Рессо. – Я сам буду казнить тебя, и смерть нелегко достанется тебе. Сначала ты сполна ответишь за все мучения моей самки и за гибель моих детенышей!"

Металлическая дверь с гулким скрипом отворилась, и пауки направились к выходу, складывая гигантские ворсистые лапы для того, чтобы протиснуться в проем.

«Ты должен передать Повелителю, что я хочу встретиться с ним! – отчаянно послал Найл сигнал вслед уходящему смертоносцу. – Если я буду на свободе, я смогу разыскать убийц!"

«Больше ты не увидишь свободы, если погибнет хотя бы одно яйцо! – не оборачиваясь, бросил Рессо. – Смертоносец-Повелитель не желает тебя видеть. Смертоносец-Повелитель не может даже думать о тебе!"

Тяжелая дверь с грохотом захлопнулась и Найл снова остался один. «Что-то случилось… – размышлял он. Произошло нечто неординарное… Кто же мог снова убить самку? Кто мог похитить ее яйца?"

Мысль его беспокойно искала ответа. Он не испытывал страха, но всей душой надеялся, что его друзья и подданные все-таки настолько благоразумны, что не станут ради освобождения своего правителя сразу штурмовать паучье логово.

Найл отгонял от себя мысли о возможной атаке и рассчитывал прежде всего на благоразумие Симеона, – хотя врач и не занимал официального поста, все в Совете Свободных знали, как Глава ценит его сдержанность и рассудительность.

Кроме того, никто не осмелился бы идти на штурм только с холодным оружием. Выступать против пауков-смертоносцев с острыми клинками было бы обыкновенным безумством, с таким же успехом можно было выходить охотиться на хищных зверей с детскими рогатками в руках.

В таких ситуациях помочь могли бы только лазерные разрядники.

А «жнецы»… «жнецы», согласно давнему Договору, находились под замком, и никто из людей без особого разрешения не смог бы получить к ним доступа.

Несомненно, что именно сейчас, как никогда, горожане нуждались в вожде. Им был необходим руководитель, способный здраво размышлять и направлять события в нужное русло.

Но что Найл мог сделать теперь, обвиненный в тяжких злодеяниях, которых он не совершал, и опутанный липкими нитями паутины, не уступающими по прочности корабельным тросам? Кто мог прийти ему на помощь в этой тесной камере и выручить из беды?

Неожиданно он почувствовал сильный ментальный импульс.

Совершенно очевидно, что кто-то в этот момент вызывал его, находясь на очень близком расстоянии. Когда Найл открыл глаза и бросил взгляд вокруг, то, конечно, ничего не обнаружил.

Но в тот момент, когда он повернул голову и глаза поднялись к потолку, – к темному отверстию эксплуатационной шахты, он подумал, что его посетила болезненная галлюцинация…

Из мрака колодца на него смотрела какая-то бурая огромная физиономия! От удивления Найл даже захрипел и дернулся вперед, забыв про стягивающие его крепкие нити, потому что в нескольких метрах от него виднелась физиономия паука Хуссу!

Найл, задыхаясь от радости, не показал своего удовольствия, а наоборот, с нарочитым театральным недовольством протянул:

– Ага, пожаловал… наконец-то… Почему так поздно? Где ты пропадал, дружище? Он не отказал себе в удовольствии произнести эти слова вслух, хотя знал, что человеческая речь ничего не значит для глухого Хуссу, а мысли попадают сразу в его сознание, представая в виде особого единого образа.

Тут же пришел ответный импульс, и внутренним слухом Найл словно услышал скрипучий, ехидный паучий голос:

«Где пропадал?.. Долго думал, как подобраться сюда и все размышлял: стоит ли тебя спасать? Стоит ли выручать тебя в очередной раз, дружище?"

В свое время, несколько лет назад, Найл не только спас пустынника от неминуемой смерти, но и, в какой-то мере, стал его наставником, опытным воспитателем. Чудом уцелевшее паучье яйцо случайно попалось Найлу на глаза, когда он проезжал мимо пепелища лесного пожара, вспыхнувшего жарким летом в фисташковой роще.

Потом он даже не мог объяснить себе, почему подобрал покрытое гарью яйцо, завернул в пушистый клочок луизианского мха и отвез в Город.

Скорее всего, им двигало только чувство любопытства, – любознательный хайбадский мальчишка-экспериментатор все еще продолжал жить в его душе, и это оказалось решающим для судьбы маленького, еще не освободившегося от своей оболочки паучка-пустынника.

Через несколько дней забавный, пушистый, влажный паучок прошел через первую в своей жизни линьку и выбрался из высохшего яйца, из своего морщинистого убежища. Восьмилапый детеныш осмотрелся по сторонам, неуверенно повернул кожистую головку, и первым живым существом, которое он увидел в своей жизни, оказался Найл. Это и стало самым главным в их дальнейших тесных отношениях.

– Х-с-с-у! – тоненько, едва слышно просипел крошечный пустынник, точно на свой, особый манер приветствуя человека. — Х-с-с-у! Х-с-с-у!..

Безумно довольный Найл безудержно рассмеялся, и вопрос, как назвать новорожденного паучка, оказался решен сам собой.

С тех пор детеныш навеки получил свое имя, признавая на свете лишь только своего хозяина.

Появление на свет нового существа прошло на глазах у Найла, и он сразу попытался проверить свои телепатические способности. Он и раньше делал попытки вклиниться в головы взрослых пауков, но всегда каждый раз отчетливо ощущал, какая бездна лежит между его и их мозгом. Взрослые, уже окрепшие особи, как бы воздвигали некую ментальную преграду, противясь постороннему вторжению в их сознание.

А этот беззащитный паучок с первых же секунд своего существования точно не сознавал различий между Найлом и собой.

Их сущности непроизвольно слились воедино.

Получалось, что на ум пустынника можно было влиять так же, как пауки-смертоносцы до этого воздействовали на человеческую волю!

Найл вполне мог связываться с сознанием пустынника в любое угодное ему время, избегая делать это только в двух случаях, – в то время, когда Хуссу охотился в своем загоне на кроликов или индюшек, и тогда, когда повзрослевший паук отправлялся куда-нибудь в фисташковую рощу на жаркое свидание к одной из своих многочисленных возлюбленных паучих.