Александр Потупа - Скрипящее колесо Фортуны

— Очевидные? — до предела удивляюсь я. — Для кого очевидные? Что-то вы темните, э-э… как вас по имени-отчеству?

— Ну, это уже третий вопрос, — усмехается он и так, словно проник в нечто недоступное нашему хилому воображению. — Я-то думал, вы о главном полюбопытствуете, даже уверен был. Да ладно, теперь позвольте мне вопрос задать — кто вы?

Ничего себе шпарит? Я его личностью интересуюсь — плохо, он моей хорошо. Приманил меня липовыми рублями, потом всего лишает и еще философские упражнения подсовывает…

— Вы же и так знаете, и раньше знали, — передразнил я его и продолжил с вроде бы убийственной иронией в голосе, — небось всю мою родословную перекопали…

Ирония убила его. Вглядываюсь — никого.

Вскочил, побежал на кухню — пусто.

Могу поклясться, только что здесь стоял человек в длиннополом макинтоше, с которым я должен был выяснить отношения. И не сумел — рецидив проклятой застенчивости и еще чего-то не ко времени подвернувшегося.

…Эдинька, мы тебе как-нибудь расскажем…

И вправду — кто я? Может, в этом вопросе вся суть? Может, это и есть преднамеренное убийство — спросить фотографию деда, не копалась ли она в твоей родословной. Что хуже — посмертно в концентрированную иронию благоустроенного внука или живьем в общую яму?

Ладно, пора кончать. Так и тронуться недолго. Пойду спать.

Да, чуть не забыл — дверь оказалась заперта, никто ко мне проникнуть не мог.

И все-таки, могу поклясться…

Огромный экран играет разноцветными бликами и чуть слышно музицирует. На лед приглашается очередная пара.

Кайф. Полуутонул в кресле — ноги на пуфике, полудрема, полуоформленные мысли мелькают в голове.

В сущности, все не так уж и плохо. Моему теремку ничто не угрожает. Зарплаты меня не лишат, даже повысят немного, повысят, поскольку уберут, я освобожу место для другого, ну и черт с ним, с другим, пусть рога себе ломает, к вершинам лезет… Пусть, если кажутся они ему столь уж сияющими.

Конечно, настоящих доходов теперь не предвидится, да и к чему они? Проживу и без конвертов, другие обходятся. В мой теремок и тащить уже нечего, вернее, некуда. Все есть, слава богу, даже стиральную машину зачем-то приволок.

С «Жигулями» вот не успел обернуться. Попытался, пошли всякие шу-шу не по рангу, откуда бы у него доходы… Плюнул. Да оно и к лучшему. Возни в сто раз больше, чем удовольствия. Это ж не персоналка. Валялся бы сейчас под днищем, разные дурацкие железки облизывал.

Все, что ни делается, заведомо к лучшему. Плоская мыслишка, но всем нам на плоскостях спокойней, равновесней что ли…

Вот и с Наташей ничего не вышло — не к лучшему ли? И чего это младшая Рокотова голову задурила? Со мной поигралась, а с Игорем сбежала. Куда сбежала? Зачем? От кого? Польстилась на нищего трубадура. Трубадура — э-ка дура… Вот и стишки пошли.

Пропадает девка, взрыднула госпожа генеральша. А ведь недолго рыдала, под меня стала клинья подбивать — не возьму ли я Раечку в жены. Трехкомнатный кооператив на мое имя — довольно откровенным намеком. Вроде платы за чужого ребенка. Меняю невесту со свежепотерянной невинностью на даму с дитятей и с большой квартирой… Возможны варианты.

А вариантов вроде бы и не видно. Ну на кой дьявол мне эта истеричная Раиса с ее вечно замызганным отпрыском?

Впрочем, если подумать хорошенько, — не очень-то и глупая идея. Райка вела бы себя тихо, как нашкодившая дворняга. Теща забирала бы любимого внука на целые месяцы. Тишь да блажь. Раиса расцветет в нормальной небогемной обстановке. Вещи она обожает… Хорошие вещи и хорошую жратву. Готовит они прилично — все мамашины рецепты назубок знает. И сама вполне, пожалуй, красивая. Во всяком случае, самая красивая среди сестриц Рокотовых. Наташа, право слово, замухрышка рядом с ней, а Танька, та, конечно, не замухрышка, но лишь потому, что одета по-королевски.

Похоже все к тому клонится…

Вот бедняга — упала. Столько пота на тренировках пролили, столько надежд на медали и такой обидный провал…

Похоже все к тому идет. Вскоре после бегства Наташи и Игоря остались мы с Раей наедине. По-моему, специально были оставлены наедине, и я понял, что она не прочь завести небольшой роман — пролог к новой семейной жизни. Как говорится, было место, было время и даже кое-какое настроение. Но дальше поцелуев и расстегнутого лифчика дело не пошло. Стало скучно и мне, и ей тоже. Не такой уж гениальный драматург Вероника Меркурьевна, чтобы фильм по ее сценарию обязательно хотелось досмотреть до конца.

Пока еще время есть подумать — может быть, все-таки… Да вот думать на столь душещипательные темы не очень-то хочется…

Ну, стараются, ну, стараются, — оборот, полтора оборота. Получат, скажем, свою бронзу или даже золото, ну и что? Счастье?

Черта лысого счастье! Завтра снова на тренировках семьдесят семь потов сгонять начнут. А вот такого абсолютного покоя, абсолютного нуля эмоциональной температуры им все равно не достичь. Так неужели именно они счастливы?

Предположим, добился бы я своего, достроил модель мира с нарушенной причинностью. Опять-таки, ну и что? Во-первых, маловато шансов на удачу, уже года три в никуда вогнал. Шеф недаром говорил, что в нашем деле нарушенной причинностью ничего не объяснишь, люди не поймут. Но даже плюя на все вероятности, пусть построил бы — что дальше? Шеф негодует — опять Ларцев от генеральной линии отклонился, не просто отклонился, не просто тихонькие школьные фантазии нашептывает, а едва ли не бунт учиняет. Это во-вторых. А в-третьих, главное — мне-то что? Удивленные восклицания? Научное бессмертие? Так первого сейчас ни от кого не дождешься, а второе вообще выдумка. Но что уж точно и непоправимо — покоя никогда потом не видать. Носись со своим детенышем, доказывай, что он не шизоид, что имеет право на жизнь, отвечай за все его грехи, реальные и мнимые. А потом еще стукнет в голову какому-нибудь корреспонденту сообщить юным читателям, что на основе формул некого Ларцева можно устроить почти настоящую машину времени и ликвидировать все прежние неурядицы. Засмеют на месте и без права обжалования. Но мало — засмеют, скажут — внутри сидел, хлеб ел, а какой скандал спровоцировал, даже дети теперь понимают, что в прошлом было много путей.

Впрочем, все это напрасные опасения, ничего бы не произошло, ибо до правильной модели, как до неба, до публикации еще дальше, и, похоже, до дурной популярности я просто не докатился бы. Шеф и на этот раз не ошибся все мои прожекты с причинными петлями еще надолго останутся прожектами. Противно, но он прав и вовремя меня убирает, иначе нажил бы я целый воз неприятностей, и не видать тогда приличной должности, как своих ушей. А, может быть, не так уж и противно, может быть, в глубине души мне и хотелось, чтоб он оказался прав, и в ссылку хотелось…