Елена Грушко - Венки Обимура

Встал. Нет, что за глупости! Ведь мята в ее чашке, мята, а не присушливый девясил, не любка-ночница, не Оден-трава! Охолонись! Где спасенье?.. О, телевизор! Сколько уж не включал его -- не порос ли мохом? Странно, заработал!

Застоявшийся аппарат нагревался долго, не пуская на экран изображение. Слышался только поющий на чужом наречии женский голос -- и холодноватые слова переводчика:

-- Всю жизнь я мечтала, чтобы кто-нибудь полюбил меня с первого взгляда. О, какое настанет счастье, думала я. Ждала годы, годы, годы. И вот наконец это случилось. Появился ты -- и полюбил меня. Почему же я не радуюсь, мой милый, ведь я тоже полюбила тебя? Но были годы, годы, годы. Никуда не спрятаться от них, от того, что принесли они -- и что отняли...

Юлия выключила телевизор и подошла к окну. Освещенная комната висела в воздухе за темным стеклом. Там, во дворе, росла одинокая сосна, и чудилось, Юлия стоит, не касаясь земли, около этой сосны.

Егор подошел и стал рядом. В ее влажных волосах запуталась тополиная пушинка, и надо было непременно убрать эту пушинку, но он не мог решиться коснуться волос Юлии рукой... и коснулся губами.

Она откинулась на его плечо и стояла молча. Погас свет.

И стало темно и черно. И увидел Изгнанник очертания полета. В полете был корабль. Он медленно плыл в черной ночи, сам весь темный и одинокий. И вдруг вспыхнул огонь на его борту. И еще один. И другой!.. Потянулась цепочка огней... и еще немного осталось... о Господи, о милая!.. Вот, наконец-то. Венок огней, венок счастья плывет по волнам небесной реки! Трижды вспыхнул он и погас, и выдохнул Изгнанник самое ласковое слово, какое выучил на Земле:

-- Ты моя травинка. Ты моя травиночка!..

* * *

Когда Егор вошел в лабораторию, Наташа посмотрела на него с привычной робостью -- и вдруг ласково улыбнулась.

-- Наташа, а ведь я никогда не видел, как вы улыбаетесь, -- удивился Егор.

-- Я в ответ, -- сказала она.

-- Намек понял...-- Егор стиснул зубы, пытаясь остановить шалую улыбку, но не смог.

Натуша, рассмеявшись, пошла к грядкам, а Егор достал мнемограф. Надо все-таки расшифровать вчерашнюю запись. А Дубов никогда и не узнает, что его "сновидение" записано. Можно обозначить пленку какой-то вымышленной фамилией, и потом, когда Егора Белого здесь уже не будет, никому не догадаться, чью это память разбудил аромат трав. Егор не скажет, не успеет. Сегодня ночью он принял сигнал: близок отлет. Чем же еще, как не сигналом, могло быть это видение корабля, вспыхивающего радостными огнями? Три вспышки -- три дня, все правильно. Скоро, скоро!

Скоро... Почему же не почувствовал Изгнанник привычной радости? Почему ощутил он внезапную тоску, подобную выстрелу в спину? Осталось так мало -- и перед разлукой встретить ее. О Боже, ведь могла она появиться раньше, могла годы и годы быть рядом, утешая его, утишая тоску по Дел аварии, по Другому. У него никогда не было ни жены, ни женщины, о которой стоило бы вспомнить через неделю после разлуки. Как же он был одинок всю земную жизнь, и только на исходе ее... Да. конечно, он полюбил Юлию сразу, с первого мгновения, как увидел, но, никогда не зная любви, принял ее за ненависть. Это ведь так близко! И Юлия -- тоже. "Милая, благодарю тебя. Если бы не ты, еще неизвестно, принял бы я сигнал или нет. В этот миг открылась моя душа..." Но что же теперь делать? Страшно потерять Юлию, но и представить невозможно, что он останется здесь. Этого не пережить! Но... нет, нет, пусть лучше Юлия по-прежнему ненавидит Егора. Это ведь так близко!

Он зажмурился. Ее глаза смотрели на него, как вчера. Время, беги. Лети! Спешите, дни, уходите скорее!

Наташа, с испугом поглядывая на Белого, которого словно бы подменили в минуту, тихонько вышла, столкнувшись с Голавлевым.

Небрежно улыбнувшись, он прикрыл за Наташей дверь и тотчас взял Егора в оборот:

-- Признавайтесь, что вы сделали с Дубовым? Егор хмуро пожал плечами.

-- Ну не вы, конечно, а ваши травы. Поверьте, я его не первый год знаю, но был уверен, что такое сукно только моль пробьет. А тут мне показалось, что после этого сеанса он вообще будет считать делом своей жизни не только обязательно добиться строительства завода на Обимуре, но уничтожить Экспериментальный Отдел вообще, а вашу лабораторию в первую очередь. И он своего добьется, поверьте, у него такая "волосатая рука" на самом верху...

-- Но мне показалось, что у Михаила Афанасьевича другое мнение. Он все-таки председатель комиссии.

-- .А кто, скажите, принимает всерьез Антонова и его благотворительную комиссию? Так, дань времени, глас народа и прочее. Но ведь никто там не сомневается в необходимости завода. Сколько может Обимурская область висеть на шее у страны, жить на привозных удобрениях? Правда, почему-то забывается, что вашей территории понадобится лишь 12 процентов продукции, остальное пойдет по другим областям. И почвы, кстати, здесь кислые, урожай повысится только в первые годы, а потом они начнут закисляться -- у нас же удобрения вносят без меры! Чтобы восстановить их, произвестковать, потребуется столько времени, усилий! Так что финансового выигрыша от завода никакого, скорее наоборот. А загрязнение среды? Даже в проекте заложено 20 тысяч кубов сточных вод в сутки, 1200 тонн в год твердых веществ аммиака и прочей дряни, которая будет уходить в воздух. Оборачиваемость штилей -- всего 45 процентов. Представляете?.. А ущерб, который будет нанесен Обимуру, уникальным нерестилищам? Лесам? И как непременное условие -- уничтожение плантаций совхоза, полей Отдела?..-- кипятился Голавлев, будто Егор спорил с ним.

-- Что-то я запутался,-- откровенно сказал тот.-- Передо мной вы одно поете, а вчера, кажется, поддерживали Дубова.

-- Ну, -- замялся Голавлев,-- я, конечно, готов стать на защиту Отдела. Но поймите и меня, журналиста. Главное мне -- крепкий материал. Сейчас, когда решен вопрос о закрытии ЦБК на Байкале, когда остановили эту фантасмагорию с поворотом северных рек, такая статья, что называется, попала бы в струю. Но она должна быть сногсшибательной! Эффектной! С изюминкой. Короче, дайте мне запись опыта с Дубовым -- и я попытаюсь защитить и Отдел, и совхоз, и Обимур, в конце концов.

-- Дубов отказался рассказать мне, что он видел. Голавлев усмехнулся:

-- Но я-то не Дубов! Я-то знаю про мнемограф. Я-то слежу за прессой, в том числе и зарубежной. Дайте запись.

-- Нет, не могу без его согласия. Неудобно. Если вы договоритесь с ним...

-- Да вы сами рубите сук, на котором сидите,-- с сожалением посмотрел на Егора Голавлев.-- Я ведь не собираюсь его шантажировать. Мне нужен живой пример вашей работы! Черт, я бы из этого материала конфетку сделал...

-- Так сделайте конфетку из своего собственного материала, -насмешливо предложил Егор. -- Вам-то кто мешает принять участие в опыте? Еще и эффектней получится. Специальный корреспондент все-таки.