Елена Грушко - Венки Обимура

Наташа подняла голову. Егор тяжело вздохнул. Если бы женщины знали, до чего мешают слезы их красоте, они не плакали бы никогда!

-- Иван,-- наконец сказала Наташа.

-- Ассистент Юлии?--догадался Антонов.-- Хороший парень!

"Интересное дело,-- подумал Егор.-- Мне и в голову не приходило, что Наташа в него влюблена".

Да, а как это бывает у нормальных людей? У тех, чья любовь не обречена заранее на разлуку? Кто не мучает друг друга с первого дня? Вот он любил Юлию всегда, а думал, что... Был только один раз, когда догадка об истинном постучала в его сердце. Они втроем -- Юлия, Егор и Никифоров -- поехали в командировку в маленький городок, где находился филиал Института. Городок был славен церквами и музеями, поэтому, конечно, все свободное время они ходили по этим церквам и музеям. Вернее сказать, их туда водила Юлия. Никифоров всегда делал то, что она хотела, а Егор изнемогал от злости, но не противоречил, И вот в каком-то зале, пустом по причине буднего дня, склонившись над витриной с тяжелыми старинными украшениями, услышал Егор разговор двух хранительниц.

-- Погляди, не отломали сызнова пальчик у плакальщицы? -- спросила одна, и вторая, со всей серьезностью ответив: "Сейчас погляжу", засеменила к стоявшей у входа древней фигуре женщины, воздевшей руки горе.

-- На месте пока!

-- Ну и слава Богу.

Хранительницы казались столь же древними, как эта статуя. Егор улыбнулся, и вдруг из-за стенда вышла Юлия.

-- Кто же ей палец ломал? -- встревоженно спросила она.

-- Да мало ль кто? -- обрадовались хранительницы возможности поговорить.-- Шел какой-нито шалопай да схватился. Спаси Бог, что реставраторша у нас мастеровитая, и не углядите, пожалуй, который пальчик был отломанный.

Юлия приглядывалась к руке плакальщицы. Егор не сдержал любопытства и тоже подошел.

-- Я не вижу,-- призналась Юлия.-- А вы?

-- И я не вижу...

-- Вот же, вот,-- шепотом подсказала одна старушка, с мягким седым узелком на затылке, а вторая, коротко стриженная, с гребенкой в сивых волосах, торжественно провозгласила:

-- Указательный на левой руке!

-- Даже не заметно! -- горячо сказала Юлия.

-- Абсолютно,-- согласился Егор. Похоже, старушки были польщены.

-- А во втором этаже статуя Венеры стоит, так ей третьего дни кто-то яблочко в руку положил! -- сообщила седенькая хранительница.

-- Неужели? -- почему-то обрадовалась Юлия. Вторая тоже не осталась в стороне:

-- А в зале XVII века деревянный старец (она произнесла это слово с ударением на "е") стоит с протянутой рукой. И каждый вечер после закрытия у него из ладони копеечки вынимают. Кто ни пройдет, всяк подаст Христа ради.

Юлия покачала головой. Ее глаза светились, сияла улыбка. И Егор улыбнулся в ответ -- впервые в жизни улыбнулся ей! -- и растерялся от этого, и сказал:

-- До чего же тут хорошо!

Мягкий свет лился с потолка и белых стен.

-- Конечно, -- гордо сказали хранительницы,-- тут ведь Красота.

-- Господи, как чудесно здесь работать, правда? Годы уходят, а Красота остается,-- задумчиво молвила Юлия.

-- А вы как выйдете на пенсию, так и приходите к нам служить, -- очень серьезно предложила та, что с гребенкой.

-- Да, на пару и приходите, -- ласково сказала другая, глядя то на Егора, то на Юлию...

...Сегодня ночью они вспоминали об этом, и Юлия сказала:

-- Ты весь светился тогда, и волосы, и глаза, и улыбка твоя светилась!

Да. Но почему они тогда ничего не сказали друг другу? А теперь поздно! Да и не нужно.

Егор почувствовал, что вот сейчас тоже уткнется лицом в ладони, как Наташа... Хотя нет, она уже не плакала, а о чем-то тихо рассказывала Антонову. И тот вдруг выпалил:

-- Нет, это невыносимо! Егор, неужели у вас здесь нет никакого средства, среди всех этих трав?

-- Чего? -- не понял Егор.

-- Приворотного зелья! -- отчеканил Антонов.-- Неужели мы так и будем стоять и смотреть на это удручающее зрелище? -- Он кивнул на Наташу, в глазах которой опять собрались слезы.-- Вот это не подойдет? -- склонился он к высокому синецветному журавельнику.

-- Нет, это герань луговая. От колотья, ломоты в костях, икоты пользовали ею, даже голову мыли от глухоты, а вот присушка... нет, нужен хотя бы девясил,-- ласково коснулся Егор желтого лохматого венчика.

-- Ну?! -- настаивал Антонов.

-- Я могу приготовить,-- растерялся Егор,-- но ведь это в любом случае должен выпить Иван.

-- Действительно! -- озадачился - Антонов.-- Я как-то забыл. А заговор? Выйду не благословись, встану не перекрестясь... Подождите, сейчас вспомню.-- Он нахмурился, но тут же лицо его прояснилось.-- Ну, Егор! Вы должны знать! У вас память лучше моей!

-- Да,-- просто сказал Егор.-- Я знаю. Иди сюда, Наташа. Он подвел девушку к окну.-- Смотри на восток -- и повторяй за мной...

На море, на Окияне, на острове Буяне, есть бел-горюч камень Алатырь, никем не ведомый; на этом камне сидят тридцать три тоски. Мечутся тоски, кидаются тоски и бросаются тоски через все пути, и дороги, и перепутья. Мечитесь, тоски, кидайтесь, тоски, бросайтесь, тоски, в буйную голову рабы Божьей...

О Господи!.. Но, кажется, никто ничего не заметил, Наташа говорила все как нужно:

-- ...в буйную голову раба Божьего Ивана, в лик, в ясные очи, в сахарные уста, в ретивое сердце, в ум и разум, в волю и хотение, во все его тело белое, во всю кровь горячую, в семьдесят семь суставов, жилочек и поджилочек, чтоб он тосковал-горевал по мне, нигде без меня, рабы Божьей Натальи, пробыть не мог, как рыба без воды. Думал бы обо мне -- не задумал, спал бы -- не заспал, ел -- не заел, пил -- не запил, чтобы я ему казалась милее свету белого, милее солнца пресветлого, милее луны прекрасной, во всякий день, во всякий час, во всякое время: на молоду, под полн, на перекрое и на исходе месяца...

Наталья перевела дыхание и доверчиво посмотрела на Егора:

-- А что теперь?

Егор обернулся к Антонову. Антонов кивнул на дверь. В дверях стоял Иван.

-- Вас уже ждут, Михаил Афанасьевич,-- сказал он. -- Машина готова.

-- Да, ведь пора ехать! -- засуетился Антонов. -- Вы проводите меня в аэропорт, Егор, мне не хочется расставаться с вами. Пойдемте скорее! До свидания, Наташа. Все будет хорошо, имейте в виду, -- многозначительно сказал он девушке, которая стояла ни жива ни мертва. И вдруг с таким изумлением вперил взор в окно, что и остальные туда торопливо обернулись.

За окном ровно ничего не было, но в лаборатории раздался ужасный грохот, и Егор, который стоял рядом с Антоновым, заметил, как тот столкнул с полки большущий глиняный горшок с землей.

-- Батюшки-светы! Какое ужасное несчастье! -- спокойно сообщил Антонов.-- А ведь нам с Егором Михайловичем надо спешить, Наташенька, простите, мы не сможем вам помочь убрать все это. Вот кошмар, а? Иван, -сказал он, выталкивая Егора в коридор,-- сделайте, голубчик, милость, помогите. Договорились?