Светлана Ягупова - Феномен Табачковой

— Неужто жениха нашла? — фыркнула Анна Матвеевна.

— Ну да. Зовут Михаил Данилович Ватников. Я когда-то тебе рассказывала о нем. Родственник мой. Правда, седьмая вода на киселе, но все же… Человек положительный, хотя наружно не совсем вышел: на всю правую щеку родимое пятно неудачной формы — морковку напоминает. Ну и еще росточком подкачал. А так все нормально. Бывший завхоз продуктовой базы. Однако начитан, как профессор. Не пьет, не курит, не гуляет.

— Нет, Зинаида, — опять вздохнула Табачкова, — с Сашенькой столько связано, а тут… Совсем чужой.

— Это ничего, сегодня чужой, а завтра — водой не разольешь. Толку, что с Сашкой связано. Сбежал ведь? Сбежал. А этот не сбежит. Порода не та. А уж как истосковалась душа его по семейному счастью — и не говори. — Глаза Зинаиды Яковлевны покраснели. — Вот поверишь, придет иной раз ко мне и плачет. Одинок я, говорит, как петух в собачьей конуре. С телевизором разговаривать начал — вот до чего дошел.

От этих речей Анне Матвеевне взгрустнулось. Отчетливо представился немолодой одинокий мужчина с родимым пятном-морковкой, и сердце дрогнуло от жалости к этому неизвестному Михаилу Даниловичу Ватникову.

— Знаешь что, — сказала она, — приводи. Просто так, в гости. Посидим втроем, поговорим. Знаю по себе, как одной тошно. А сватовство ни к чему.

— Это мы посмотрим, — повеселела Черноморец.

Болезнь, старость — какие скверные штуки! Еще и осложняются предательствами. Признайся, ты ведь ушел от Нее потому, что глаза ее поблекли, кожа одрябла, походка утяжелилась?

Прекрати обнимочки и отвечай. Тебе тошно от моих рефлексий? И все же подумай. Если я вдруг ослепну, оглохну или покалечусь в автомобильной катастрофе, если все то, чем ты сейчас любуешься, гордишься перед людьми, идя рядом со мной, однажды померкнет, исчезнет, деформируется и останется лишь нечто невидимое для чужих глаз, неосязаемое, легкое, как пламя свечи, а по сути, главное, что есть во мне, — неужели ты бросишь меня?

А теперь я подумаю. Если, не дай бог, тебя парализует от инсульта, буду ли я по-прежнему любить тебя? Ухаживать за тобой я, конечно, буду. А вот любить?..

Бывший завхоз продуктовой базы Михаил Данилович Ватников оказался внешне весьма невзрачным. Был он на полголовы ниже Анны Матвеевны, щупленький, с пятном-морковкой на правой щеке, как и предупредила Черноморец. Под велюровой шляпой, когда снял ее, оказалась голова без единого признака растительности, блестящая, как мокрый булыжник. И Анна Матвеевна испытала приступ сочувствия, и даже нежности к гостю. Захотелось сдернуть с себя парик и прикрыть им эту зябкую голову. Поспешно подхватив его холодное на ощупь пальто из кожзаменителя, повела гостя в комнату и бережно усадила за стол.

— Наш Михаил Данилыч обожает тресковую печень. — Черноморец придвинула Ватникову тарелку с салатом из мелко рубленных яиц и печени трески. Все это было перемешано и присыпано зеленым луком.

— Что э-то? — произнес Ватников свои первые слова, и ухо Табачковой напряглось, пытаясь, как по камертону, уловить по этим двум словам натуру гостя. — Что э-то? — повторил Ватников. Его вилка подозрительно клюнула тарелку.

— Салат, — прошелестела Табачкова ни живая, ни мертвая.

— Салат, Миша, салат, — подтвердила Черноморец. — Из твоей любимой тресковой печени.

— А-а-а, — неопределенно протянул Ватников, и вилка его теперь уже быстро заходила по тарелке.

Анна Матвеевна хотела сказать, что надо бы есть не из общей тарелки, а отложить порцию на свое блюдце, но Черноморец предупредительно толкнула ее под столом ногой.

Поскольку Михаил Данилыч не брал в рот ни капли спиртного, подруги сами выпили по рюмочке рислинга.

— Моя покойная Лизавета Митрофановна готовила очень вкусные и разнообразные блюда, — сказал Ватников с набитым ртом, не отрываясь от тарелки. — Помнишь, Зинаида?

— Да-да, помню, — поспешно кивнула Черноморец и наморщила лоб, обдумывая, на какие рельсы перевести не совсем удачно начатую беседу, ничего не придумала и сказала: — Анна, между прочим, тоже вкусно готовит.

— Да уж как придется, — застеснялась Анна Матвеевна.

— Лизавета Митрофановна по субботам пекла пироги с орехами. А каждую среду у нас был рыбный день, причем рыба готовилась в разных видах: тушеная, жареная, вареная, печеная. — Ватников низко склонился к тарелке с салатом и что-то поддел на вилку: — Что э-это?

У Анны Матвеевны похолодели руки. Черноморец перегнулась через стол, рассматривая, что он там выудил, и облегченно рассмеялась: — Да это же кусочек лука зеленого! Только он, наверное, вялый, потому такой темный.

— Лизавета Митрофановна всегда готовила только из свежих продуктов, — в голосе Ватникова прозвучал укор.

— Да я тоже, это я так, случайно, — Табачкова готова была провалиться сквозь землю. Хотя, если разобраться, ничего страшного не случилось. Она откашлялась и приняла независимый вид. Пусть не ерундит, салат вкусный, свежий. Ишь ты, гурман, гастроном лысый. Ешь, что дают, и спасибо говори, так нет…

— Ничего-ничего, — Ватников примирительно заклевал вилкой, а Анна Матвеевна облегченно вздохнула. — Так вот, — продолжал он, облизывая губы, — я очень уважал жареную барабульку. Лизавета Митрофановна жарила ее бесподобно.

— Да где ее нынче возьмешь? — недовольно буркнула Черноморец.

— Это верно, — согласился Ватников. — Нет больше барабульки, вывелась. Лизаветы тоже нет. — И печально замолчал. Разговор не клеился. Тогда Черноморец, спасая положение, напрягла память и стала пересказывать последнюю, поразившую ее воображение информацию от Смурой.

— Пишут, вроде братья по разуму кличут нас радиосигналами, а мы ничего им пока сказать не можем, — объявила она, уплетая шпроты.

Ватников нахмурился.

— Чепуха. По последним данным, никакие это не сигналы, а радиоизлучения звезд.

— Да? — разочарованно удивилась Черноморец. — А то еще пишут, будто ученые дельфиньему языку обучаются.

— Тоже вранье, — снова с компетентным видом опроверг ее слова Ватников. — Да, дельфины высшие существа, но не умней обезьян и собак, — он облизнул губы и опять зацокал вилкой.

— Жаль, — вздохнула Черноморец.

— Жаль, — сказала Табачкова. Ее уже начинал раздражать этот человек, слишком увлеченный салатом. — А видели последнюю передачу «В мире животных»? — обрадовалась она пришедшей на ум новой теме. — Оказывается, у нас в Крыму есть такие утки, пеганки называются, так вот, живут они в норах с лисицами.

Ватников недоверчиво хмыкнул.

— Ну и зануда ты, Михаил! — взорвалась Черноморец. — И чего это тебе ни во что не верится? Ни в умных дельфинов, ни в сигналы со звезд, ни в дружелюбных лисиц?

— Да потому что чудеса — это мистика, тот же самый опиум.