Светлана Ягупова - Феникс

— И сколько это стоит?

— Нам с тобой бесплатно, остальным — по червонцу за тюбик.

Гали присвистнул:

— Где взял?

— Ишь, какой прыткий. Сначала раскуси это удовольствие, пожелай его еще и еще, а потом скажу. Иди пройдись, а то, чего доброго, на мне захочешь испробовать кулаки. Жаль, на работу пора, охотно побоксировал бы.

Шагая по вечернему, отдыхающему от дневной жары городу, Гали поймал себя на том, что снисходительно посматривает на прохожих: все кажутся немощными, слабыми, даже высокие широкоплечие парни. Казалось, что сам вырос и стал сильнее. Впрочем, в нем и впрямь прибавилось сил, в чем он убедился, свернув на набережную. Как бы невзначай опрокинул тяжелый бетонный вазон с африканскими кактусами, вызвав на свою голову возмущение отдыхающих. Искал дела, и оно вскоре подвернулось. В конце терренкура сцепилась в драке группа юнцов, и он легко расшвырял их, дивясь собственной отваге. Парни со злобным уважением оглядывались на него, потирая места оплеух, пока один из них, низкорослый, взлохмаченный, не выкрикнул: "Фортиус!" Как по команде, все бросились врассыпную. Гали оглянулся — никого рядом.

— Вот чудаки, — пробормотал он. — Меня, что ли, приняли за подонка?

Мимо, работая рычагами, проехала на коляске светловолосая девчушка, и он невольно отскочил в сторону — почудилось, что это Айка. Не хватало еще встретиться здесь, и вообще показалось странным, что он связался с ней. То ли дело вон те, баскетбольного сложения девицы, что идут по другой стороне набережной, весело перебрасываясь репликами и поглядывая в его сторону.

Он распрямил плечи и двинулся к ним. У него не было привычки заговаривать на улице, но тут будто кто потянул за язык.

— Красавицы вы мои. — Он расставил руки, точно желал заключить их в объятия. Девушки с визгом бросились от него. — Да не пьяный я! — Он схватил одну из них и притянул к себе. Девушка вырывалась, но он крепко держал ее за руки и вдруг услышал гневное: "Фортиус!"

— Ты чего? — отшатнулся он. — Чего выдумываешь? Какой я тебе фортиус?

— Самый настоящий! — На глаза девушки навернулись слезы. Она тщетно пыталась вырваться из его железной хватки.

— Фортиус — это тот, кто везде и всегда действует силой, — сказал он и невольно разжал пальцы. "Что это со мной?" — слабо мелькнула мысль и тут же погасла.

Пользуясь его замешательством, девушка быстро скрылась среди прохожих.

— Фортиус, фортиус, — бормотал он, скользя бессмысленным взглядом по лицам встречных. — А ежели и фортиус, так что? По крайней мере, среди них не встретишь нытиков и хлюпиков. Генетически здоровая часть населения, хотя бы за это стоит их уважать.

Пляж уже был закрыт. Он перемахнул через ограду и, сбросив на ходу одежду, ринулся в воду. Теплая, словно подогретая, она не освежила. Оставил на пляже одежду и в одних плавках прошлепал через весь город, не обращая внимания на недоумение прохожих. Плевать на любые условности. Пожелай он в ту минуту лечь посреди площади, сделал бы и это. Некий тормоз был снят фортой, и он готов был на все, хотя и сознавал порочность этой готовности. Вернувшись в общежитие, набросился на Гриню: "Где Пашка? Срочно нужен Пашка!"

Гриня оторвался от стола, за которым выжигал портрет своей девочки с легкомысленными кудряшками на лбу, и вопросительно уставился на него.

— Что с тобой?

Гали полез в тумбочку, взял горсть тюбиков и высыпал перед ним.

— Где Пашка взял это?

Усмехнувшись, Гриня вновь склонился над портретом. Сильный удар в бок чуть не свалил его со стула. Он вскочил, с опаской поглядывая на Гали.

— Форты надрался, что ли? Поверти штангу, если невмоготу, а на мне не упражняйся, а то так врежу — станут твои раскосые глаза совсем косыми.

"Вылитый орангутанг. Как я раньше этого не замечал? — мелькнуло у Гали. Такой прижмет — не пикнешь. Но с каким удовольствием подмял бы его".

— Пашка не проинструктировал тебя? — продолжал Гриня. — Так вот запомни: форту принимают, когда хотят кого-нибудь измордовать. Пашка, думаешь, для чего подсунул тебе это? Чтобы мускулами поиграл? Как бы не так. Ему надо эту пасточку загнать кому-нибудь, да подороже. Он знает, что ты ходишь в санаторий и…

— И что? — Гали бросило в жар.

— Не красней, как девица. Ну, завел флиртик с безногой, ну и что? Ведь это несерьезно.

— Да кому какое дело, — сквозь сомкнутые зубы процедил Гали и, по-бычьи нагнув голову, двинул на Гриню. Тот отскочил поближе к двери.

— Тю, придурок, сказать ничего нельзя. Пашка хотел, чтобы продал форту санаторским — им, мол, надо силенок набираться. Но если честно, здоровье лишь подрывается. Я за полгода испортил себе желудок и нервы расшатал.

— Где он взял это? Форта что-то делает с психикой, — пробормотал Гали.

Понимал, что надо бы лечь и выспаться, но будто кто канатом тянул в ночь, и как был в плавках, так и вышел на улицу.

Город уже заметно опустел, зажглись наземные фонари. Где- то готовилась ко сну Айка, и впервые при мысли о ней Гали стало невыразимо тяжело. Прав Гриня: несерьезно все это. Тогда к чему встречи? Зачем он берет на себя ее боль? Неужели мало вокруг девчонок? Да только свистни…

Незаметно очутился у мясокомбината, где по вечерам подрабатывал Пашка. Заканчивалась последняя смена, и он должен вот-вот появиться на проходной.

— Ты чего здесь околачиваешься? — пришел в оторопь от его наготы дежурный. — Пьяный, что ли? Одежду где потерял?

Гали хотел было спросить о Пашке, когда увидел его в шумной ватаге идущих из цеха женщин.

Пашка сразу узнал его, подскочил и потащил в темень, подальше от смешливой компании женщин.

— Сбрендил, что ли? — проворчал он. — Впрочем, с непривычки и не такое возможно.

Гали вырвал ладонь из его клешни и схватил Пашку за грудки:

— Кто дал тебе эту гадость?

— Но-но, поласковей. — Пашка сбросил его с себя. — Сбавь газ. Батист не любит, когда вибрируют. Идем, познакомлю с ним. Пусть полюбуется на твое неглиже.

— Что еще за Батист?

— Дяденька такой, очень тобою интересующийся. Удовлетворит твое любопытство.

Они прошли итальянский квартал, и до самого поворота их сопровождала песенка из открытого окна затейливого домика со множеством внешних лесенок и двумя мансардами. Кто-то безоглядно веселился, забыв о позднем часе. К центральной площади прошагал наряд заступающих на дежурство бойцов МФВ.

Минуя набережную, с полкилометра шли берегом моря, пока не оказались в приморском поселке, застроенном небольшими двухэтажными домиками из побеленного ракушечника.

Батист жил на другом конце поселка, прилепившегося к скалистой част берега. Обвитые панычами стены дома придавали ему в полутьме таинственный и загадочный вид.

Пашка толкнул калитку. Звякая цепью, из будки выбежал пес, громадный волкодав, и, задыхаясь от злости, облаял вошедших.