Любомир Николов - Десятый праведник

Николай вздохнул и начал аккуратно укладывать товар в мешок. Слишком много смертей среди людей этой профессии. И вообще в мире слишком много смерти после случившегося Коллапса. Человек постепенно к ней привыкает и перестает обращать внимание — как вон те волы, которые жуют себе лениво, невзирая на распластанного у их ног мертвеца. Это важнее всего — еда, жизнь, красные картонные коробки с сотней спичек в каждой. Он видел, как убивают человека за почти пустой коробок спичек… да и за меньшее могут убить. И что в результате? Влажное пурпурное пятно на сухой земле, рассыпанные вокруг серые гильзы, и какое-нибудь скудное наследство для оставшихся в живых, вроде вон того обреза в руках бандита.

Бандит осмотрел трофей со всех сторон, заметил взгляд Николая и подмигнул ему заговорщицки. Потом перебросил автомат через плечо и удалился. Добыча была невесть какая, огнестрельного оружия еще хватало, но благоразумные люди запасаются заранее. Старый мир медленно уходит, а будущее… кто может сказать, что оно готовит? Во всяком случае, новой цивилизации понадобится как минимум век после Коллапса, чтобы обрести некую конкретную форму — если человечество доживет до того времени. Ясно одно, что в последние десятилетия все идет к примитиву, и в этом смысле Деде выглядит прозорливым, прибирая обрез из-под ног волов. Он может прослужить ему очень долго, во всяком случае, пока будет кому производить порох.

Последняя коробка легла на свое место. Николай подогнул свободный край мешка, вытащил из рюкзака одеяло и уложил туда мешок кверху дном. Спички товар хрупкий, с ним надо обращаться бережно. Намокнет — за него дадут лишь полцены, а то, глядишь, вообще превратится в горсть ни на что не годных щепочек.

— Эй, это ты Ник Бенев?

Он поднял глаза. Перед ним стоял рыжий помощник и смущенно переминался с ноги на ногу, сжимая небольшой сверток.

— Гастон велел передать это тебе, — добавил помощник, сунул сверток ему в руки и быстро удалился.

Сквозь ткань просачивался легкий запах ветчины. Николай невольно пощупал свой нос, «заострившийся, как перочинный нож», — неужели он действительно так исхудал, и задумчиво покачал головой. Смешно и грустно — человек, который спокойно мог убить человека, стеснялся открыто делать добро. Ну, Гастон по-своему прав. Не мог же он позволить, чтобы его заподозрили в мягкотелости. Иначе его власть летела ко всем чертям, что неоднократно случалось при их ремесле.

Не проверив, что в свертке, Николай положил его поверх спичек, затянул рюкзак, потом положил одеяло, накинул сверху брезентовый язык и застегнул его на застежку. Увидел, как Баска широким шагом поднимается вверх по насыпи. Правильно, нечего терять время. После той внезапно выпущенной ракеты каждую минуту можно нарваться на вооруженный отряд с фабрики.

Он встал, надел рюкзак и зашагал по дороге вдоль нетерпеливой очереди из курьеров. Парень с ишаком стоял последним. Какой-то неосознанный импульс заставил Николая остановиться и оглядеть его с ног до головы. Совсем мальчишка, не старше восемнадцати, с кудрявыми черными волосами, длинными, как у девушки, ресницами и едва пробивающимся пушком. В его темных зрачках таилась сдержанная осторожность, словно ему, с одной стороны, хотелось верить в жизнь, но с другой — никак не удавалось забыть каких-то суровых ее уроков.

— Как тебя зовут? — спросил Николай.

Парнишка моментально смерил его взглядом и, видимо, решил, что тот для него пока не представляет опасности. Но его рука — вероятно, совершенно бессознательно — отпустила уздечку и потянулась к поясу за ножом.

— Джовани… — И с некоторым вызовом: — Джовани Стерца.

— Хорошо, Джовани Стерца. Желаю удачи. Остерегайся хоженых троп, там сейчас неспокойно.

И не дожидаясь ответа, Николай повернулся к парню спиной и пошел дальше по дороге. Увидел Гастона с той стороны фургона и махнул ему на прощание. Шеф банды лишь незаметно кивнул ему в ответ. Не мог же он позволить себе расслабиться на виду у своих людей, кто-то наверняка с нетерпением ждет малейшего промаха, чтобы объявить его постаревшим. В преступном мире человек боится проявления эмоций, как чумы. Николай не знал ни одного душевного мафиози, кроме Мишина. Но Мишин — это особый случай…

Он перепрыгнул через поваленное дерево и оглянулся в последний раз. Сцена за спиной выглядела мирной, почти идиллической. Убитые солдаты исчезли в овраге, курьеры ждали своей очереди к Жанвье, бандиты мирно сидели у подножия насыпи, а кони свободно паслись в придорожной траве. Издалека было не видно, что там за пятна на асфальте, они больше были похожи на разлитую воду, чем на кровь.

Он шел дальше. Новый поворот закрыл место засады, и он остался наедине с собой среди мира, где лишь разбитая дорога свидетельствовала о медленно закатывающейся цивилизации. Чуть дальше справа обнаружилась тропа — темный туннель под переплетенными кронами буков. Песчаная почва была размыта прежними ливнями и целиком засыпана крупными камнями, еще хранившими воспоминание о свирепой силе горных потоков.

Всего на полчасика, сказал он себе. Всего тридцать минут, а потом придется сойти с тропы. Они нынче ненадежны.

Тень деревьев поглотила его, и шоссе опустело до появления следующего одинокого путника.

Последние деревья выдвигались языком к седловине между двумя долинами. Внизу слева вилась сравнительно хорошо утрамбованная дорога, над которой протянулись рельсы узкоколейки на Альштуфе. Неподалеку от седловины стояло крошечное здание вокзала — недавно беленный домик начала прошлого века — с островерхой красной крышей и часовой башенкой. За ним шел огород с несколькими фруктовыми деревьями и навесом над поленницей. В этой зеленой лесистой долине все выглядело на удивление мирно, даже насыпь железнодорожной линии была выровнена с типично немецкой педантичностью и очерчена белой разграничительной полосой, хотя поезда здесь проходили едва ли чаще, чем три-четыре раза в месяц. А вот села видно не было, оно пряталось за горным склоном, обросшим густым смешанным лесом. Лишь тонкая струйка дыма выдавала расположение общинного Очага. Дальше в вышине виднелись серовато-голубые отвесные пики Ветерхорна с искрящимися на них пятнами снега. Несколько белых рваных облаков висели неподвижно в ясном небе над вершиной.

Справа в долине стадо откормленных пятнистых коров щипало буйную альпийскую траву. Время от времени в тишине раздавался звон колокольчиков. Лохматая собака невозмутимо бегала между ног невозмутимых рогатых принцесс и что-то вынюхивала в траве. Скрываясь в тени седловины, человек в синей форме и фуражке, опираясь на палку, рассеянно глядел на стадо. Он явно никуда не торопился.