Иван Афанасьев - Астральные битвы Второй Мировой

Но путь Ваш сюда оказался долог и извилист. Уже на второй день войны Вы были мобилизованы в Красную Армию, твердо рассчитывая при первой же возможности перейти на сторону немецких войск. Но такая возможность представилась очень нескоро. Во-первых, воинская часть, в которую Вы попали, длительное время находилась в резерве на Калининском фронте. С развитием контрнаступления большевиков под Москвой зимой 1941 года Вы оказались в непосредственной близости от линии огня, но в первом же бою были ранены. в грудь. Мне сказали, что там у Вас должен быть шрам. Это так?

Кондрахин расстегнул рубашку. Действительно, выше правого соска белел длинный грубый рубец, хотя откуда он взялся, Юрий решительно не знал.

— Отлично. Вам пришлось пролежать в госпитале целых четыре месяца, и лишь в апреле 1942-го вновь оказались на передовой. Линия фронта под Москвой в это время относительно стабилизировалась, обе стороны перешли к стратегической обороне, и Ваше намерение дезертировать из Красной Армии было трудновыполнимо. На этот раз Вы попали в 10-ю армию, брошенную на помощь попавшему в окружение 1-му кавалерийскому корпусу Белова, безуспешно пытавшемуся взять Вязьму. Во время воссоединения вышедших из окружения в районе города Кирова войск Вы обеспечивали охрану левого фланга отступающих беловцев. Этим-то моментом и воспользовались — скрылись в лесу, пользуясь общей неразберихой. Долгое время пробирались в сторону Смоленска, питаясь грибами, ягодами и тем, что удавалось найти на редких огородах. Приходилось прятаться как от немцев, так и от партизан. Причина очевидна: первые могли Вас расстрелять сгоряча, вторые — заставить идти с собой. О том, что партизаны спешно покинули этот район, Вы, конечно, не знали и до сих пор не знаете.

— Простите, Николай Павлович, — перебил Кондрахин, — а зачем вся эта длинная легенда? Если мы направлены для борьбы с конкретным человеком — магом, стоит ли распыляться?

Рейнгарт усмехнулся, демонстрируя вставные зубы.

— Уже завтра Вы узнаете на себе, что такое "новый порядок". Увидите виселицы на улицах, прочитаете расклеенные по городу приказы немецкого командования, и Вам многое станет ясно. В тылу врага действует организованное подполье. Не только в лесах, но и в таких крупных населенных пунктах. И подпольщики не ограничиваются пропагандой. Ежедневно совершаются диверсии, от рук мстителей гибнут фашистские офицеры и солдаты. Славянская раса объявлена неполноценной, чуть лучше евреев и цыган, а посему подлежит уничтожению. Не сразу — пока еще немцы нуждаются в рабочей силе, в рабах. Каждый русский, оказавшийся на захваченной территории, должен быть либо уничтожен, если он большевик, либо же самоотверженно трудиться на благо Великой Германии. Без документа — аусвайса — Вас немедленно задержит первый же патруль, и Ваша дальнейшая участь проблематична. Посему завтра утром мы идем в комендатуру, где я шепну за Вас словечко. Кстати, Вы говорите по-немецки?

— Учил в школе и в институте.

— Понятно, — сказал Николай Павлович, — стало быть, требуется переводчик.

При необходимости Юрий мог переключиться на телепатическую связь, для которой незнание иностранного языка — не помеха, но он резонно опасался быть засеченным противником. Впрочем, если заниматься не передачей, а только чтением чужих мыслей, нарушение информационного поля едва заметно отличается от фона.

"Рейнгарт" протянул Юрию листок, вырванный из блокнота с номерами воинских частей и фамилиями командиров.

— Заучите, пожалуйста. Немцы — народ дотошный, а пленников и перебежчиков, способных подтвердить или опровергнуть Вашу легенду, у них, к сожалению, хватает.

— Хорошо, Николай Павлович, — отозвался Юрий, бегло пробежав глазами, но накрепко запомнив весь список, — но что дальше? Чем получение документа будет способствовать выполнению нашей миссии?

Полковник недовольно поморщился.

— Задайте вопрос полегче. Если мы не предпримем хотя бы этот — первый — шаг, на всем остальном можно поставить крест. Если объект все еще в Смоленске, о чем я денно и нощно молюсь, нам необходимо свободно передвигаться по городу, хотя бы до комендантского часа. Объект надо идентифицировать. Ведь по сей день точно неизвестно, под какой личиной он скрывается. Может быть, офицера по особым поручениям, может быть, интендант-тыловик. Или Вы предлагаете засесть дома с винтовкой в руках и терпеливо ждать, когда он объявится в Вашем оптическом прицеле?

Кондрахин промолчал. Безусловно, полковник прав, но что-то в его плане не хватало. Что — Юрий еще не мог осознать. Нужен какой-то иной ход, безусловное и значимое расширение пространства будущей деятельности. И еще один вопрос неотрывно преследовал Кондрахина. На его родной земле хозяйничают оккупанты, он же, обученный диверсионной работе, замкнется только на поиске неведомого противника, которого, вероятно, вообще не удастся отыскать. Интересно, а что по этому поводу думает его пожилой напарник? Но спросить об этом Юрий не успел: Николай Павлович задернул окно плотным одеялом, убавил фитиль в лампе и пригласил Кондрахина отужинать. Пара печеных картофелин с ломтем пожелтевшего сала — шикарная еда. Особенно, если ты в течение нескольких месяцев питался тем, что нормальный человек в рот не возьмет.

Юрий не имел понятия, сколько времени он проспал днем, но за зашторенным окном стояла глубокая ночь. Кто знает, удастся ли ему высыпаться в ближайшие дни? И хотя он умом понимал, что нельзя отоспаться впрок, тем не менее, забрался под легкое одеяло. Николай Павлович загасил лампу, и густая, пахнущая керосином темень, заполнила комнату. Уже засыпая, Юрий почувствовал, как онемела правая рука. Короткой мысленной командой он послал вдоль руки — от плеча к мизинцу — горячий поток крови и уснул.

"Наверное, до войны Смоленск был очень красивым городом", — думал Юрий, глядя на закопченные остовы домов. Лишь центральные улицы расчистили от завалов, открывая проезд гитлеровской военной технике. К удивлению, по пути встречалось немало гражданских лиц. Но, Боже, как они были одеты! Впрочем, попались и три расфуфыренные девицы, нимало не озабоченные оккупационным режимом. Будь Юрий на Земле с самого начала войны, испытай он вместе с народом и горечь отступления, и голод, и бомбежки, он, пожалуй бы, не удивлялся увиденному.

Следуя на полшага позади и справа от невозмутимого Николая Павловича, вполголоса излагавшего мировые новости, Кондрахин, не переставая наблюдать, размышлял о недостатках предложенной ему легенды. Продумана она, пожалуй, очень подробно, но не было в ней изюминки.

Уже завиднелась комендатура, легко угадываемая по развевающемуся нацистскому флагу, когда, замедлив шаг, Юрий спросил попутчика: