Иван Афанасьев - Герцог и колдунья

Накануне вечером, поджидая пассажирку у Коровьего Брода, Уфелд порядком продрог. Лодку он укрыл в густом прибрежном камыше, еще не поддавшемся первым заморозкам, забросил в воду наугад рыболовные снасти. Народ бывал здесь разве что летом, но маскировка не повредит.

Уже начало темнеть. Поплавки из бересты почти не различались на бегущей воде, а никто не появлялся. Байг отложил в сторону бесполезные удочки и набрал хворосту. Тот был сыроват, но люди его профессии способны развести костер даже под ливнем. Вскоре в маленькой ложбинке заплясали на шипящих сучьях язычки пламени — ровно настолько, чтобы согреть озябшие руки.

Мелкие торопливые шажки он расслышал за несколько десятков метров. Вгляделся пристальней.

— Хитар! — сорвалось с его губ, когда женщина подошла ближе, и почти тут же понял, что опознался. Но как похожа! И рост, и фигура, и овал лица!

— Ты Уфелд? — спросила женщина, быстро и испуганно оглянувшись на свой след и, получив утвердительный ответ, тотчас спросила: — Меня предупредили, что мы поплывем на лодке. Где же она?

Серый байг — так уж случилось — никогда в жизни не видал воочию Белуанты, поэтому даже не знал, как обратиться к своей подопечной. Он лишь молча подобрал веревку и подтащил замаскированную камышами лодку к самому берегу. Белуанта поспешно заняла свое место.

— А где же Ваши вещи, госпожа? — спросил байг, отталкиваясь веслом от берега.

— Ты не в своем уме? Как бы я с вещами сбежала из дворца?

Уфелд насторожился. "Из дворца" — это о многом говорило. Итак, дворцовые тайны. Этого ему только не хватало! Но с начальством не спорят, да и поздно уже. Энергичными гребками он отправил лодку на стремнину, и течение подхватило ее. Оставалось только изредка поправлять ее ход.

Девушка, которую он тайно увозил из Госки, не только лицом и статью походила на Хитар, но и была ровесницей качкарской колдуньи. Примостившись на узлах, собранных Уфелдом, она затихла. Немногие минуты, остававшиеся до полной темноты, позволили байгу более-менее разглядеть свою спутницу вблизи. Теплый плащ без всяких гербов и прочих выкрутасов. Лицо бледновато, то ли от природы, то ли от испуга. Пальчики в нитяных перчатках тоненькие. Замерзнет, пожалуй. Что же Коробка не предупредил, что беглянка будет без поклажи? Во что её наряжать прикажете? Это для себя он захватил несколько смен белья с расчетом на наступающую зиму. А эта в чем будет щеголять? В ботиночках на рыбьем меху? Да, задал мастер Коробка задачку…

Места эти Уфелд более-менее знал. Неплохие места, целому войску можно спрятаться, не то, что двоим беглецам. И зверья порядочно, так что с голоду не помрешь. Байг и в прошлые разы неплохо управлялся с помощью одних только силков да охотничьего ножа. На этот раз он запасся самострелом, который в разобранном виде покоился в одном из мешков на дне лодки, а также целым набором ножей. На удочки, о которых упоминалось выше, он, по большому счету, не рассчитывал. Если и клюнет, то какая-нибудь мелочь. Другое дело прикрепить к палке зазубренный нож и бить рыбу на перекатах.

И еще радовало Уфелда то, что леса эти были почти свободны от нежити. Лишь одно место, в трех сутках сплава по реке ниже, считалось опасным. Вокруг него ходили местные легенды, в смысл которых байг никогда не вникал. Одно знал точно: место это, около километра в поперечнике, примыкало к реке. В центре его, скрытый густым ельником, стояла избушка, вполне безопасная. Необходимо лишь преодолеть внешний круг, занятый нежитью.

В своей многотрудной жизни байг не одну сотню раз встречался лицом к лицу с разными порождениями черных чародеев. Природная наблюдательность, помноженная на неусыпное чувство опасности, позволяла ему угадывать присутствие затаившейся нежити по мельчайшим признакам: по вдруг наступившей тишине, по листве, дрожащей в полном безветрии, по слишком хорошей тропе, ни с того, ни с сего взявшейся в чащобе. Конечно, от некоторой нежити бежал бы храбрый Уфелд, сломя голову. Но большинство созданий были почти неподвижными. Дотронься или войди в зону действия — тогда другое дело. По тем немногочисленным сведениям, которые имел время собрать Уфелд, нежить к северу от Госки была именно такова.

От ее присутствия он надеялся иметь вторичную выгоду. Во-первых, немного найдется дураков, чтобы сунуться сюда. Во-вторых, незачем дополнительно охранять гостью, имени которой он до сих пор не узнал, от поспешных и непродуманных действий. Хоть она и похожа на Хитар, как единоутробная сестрица, однако, не колдунья. Таковых, как и нежить, Уфелд чуял издалека.

Вскоре настолько стемнело, что плыть дальше стало бы невозможным, несмотря на всю умелость серого байга, кабы не луна в три четверти, плывущая в трех гребках впереди носа лодки. Безоблачное небо в этот сезон сулило только стужу, и вскоре Уфелд стал замечать, что пальцы его, несмотря на перчатки, всё хуже ощущают весло. Но, тем не менее, он не останавливался, прикидывая в уме, насколько сейчас они опережали возможную погоню, если та отправилась бы немедленно. Преимущество получалось изрядным, однако с рассветом оно начнет стремительно сокращаться. Вёслам, даже если работать ими без перерыва и без устали, не сравняться с копытами скакунов. Конечно, можно загодя уловить звук погони и затаиться на противоположном берегу. Так байг и поступил бы, будь он один. Но сейчас на корме, уткнувшись плечиком в мешок, то ли спала, то ли прикидывалась спящей особа, порученная его заботам. Кем она являлась, Уфелду оставалось неведомым, но одно он знал точно: его пассажирка вскрикнет, оступившись, подымет плач, если станет больно, другими словами — выдаст их с головой, случись им беречься от погони. И он мужественно боролся со сном и морозцем, направляя суденышко вниз по течению.

Утреннее солнце взбодрило ненадолго. Берега Хачора здесь сильно раздались, и приходилось орудовать веслами, чтобы двигать вперед нагруженную лодку. Проснувшаяся пассажирка не помогала ничем, только поминутно боязливо оглядывалась через плечо. Хорошо хоть не скулила.

Приметив подходящий пологий бережок, Уфелд двумя энергичными взмахами весел направил к нему лодку. Сил у него почти не оставалось. Несколько сухих еловых лап под его натруженными руками быстро превратились в небольшой костерок, наподобие того, который он разводил у Коровьего брода. Воду Уфелд вскипятил не в котелке, а в двух жестяных кружках — так получалось быстрее. Первую, бросив туда щепоть трав, он передал девушке, коротко бросив:

— Пей!

Следующую порцию он медленно опрокинул в себя, после чего блаженно растянулся на прелой листве, заложив руки за голову.