Роберт Сойер - Вспомни, что будет

На месте, указанном Ллойдом, загорелся огонек.

— Вот здесь. Но чтобы легче было понять, давайте представим, что огонек обозначает не город Каунас, а самого Минковского, родившегося в тысяча восемьсот шестьдесят четвертом году.

В правом нижнем углу карты появилась надпись: «1864 г. от Р.Х.».

— Если мы вернемся на несколько лет назад, то увидим, что до этой точки Минковского не существует.

Дата на карте изменилась: 1863, 1862, 1861. Естественно, в эти годы Минковский еще не родился.

— А теперь вернемся в тысяча восемьсот шестьдесят четвертый.

На карте послушно появились соответствующие цифры. Огонек Минковского ярко вспыхнул на долготе и широте Каунаса.

— В тысяча восемьсот семьдесят восьмом, — сказал Ллойд, — Минковский переехал в Берлин, чтобы поступить в университет.

Карта 1864 года отпала, словно листок отрывного календаря. Карта под ней была помечена 1865 годом. Затем, быстро сменяя друг друга, замелькали карты с 1866 по 1877 год. Все это время огонек Минковского горел в том месте, где находился Каунас, но как только на мониторе возникла карта с датой 1878 год, огонек сместился на 400 километров к западу — в Берлин.

— Минковский не остался в Берлине, — продолжил Ллойд, — и в тысяча восемьсот восемьдесят первом году переехал в Кёнигсберг — город, расположенный недалеко от современной границы Польши.

Упали еще три карты, и, как только появилась карта с пометкой «1881», огонек Минковского снова переместился.

— В последующие годы Герман Минковский скакал из университета в университет. В тысяча восемьсот девяносто четвертом он вернулся в Кёнигсберг, потом, в тысяча восемьсот девяносто шестом, перебрался в Швейцарию, в Цюрих. И наконец — в Геттингенгский университет, в Центральной Германии. Там он оказался в тысяча девятьсот втором году.

Появляющиеся и исчезающие на мониторе карты отражали передвижения Минковского.

— И в Геттингене он прожил до своей смерти, а это случилось двенадцатого января тысяча девятьсот девятого года. — Упало еще несколько карт, но огонек остался на месте. — И естественно, после тысяча девятьсот девятого года Минковского больше не было.

Упали карты с пометками «1910», «1911» и «1912», но ни на одной из них не было огоньков.

— А теперь посмотрим, — сказал Ллойд, — что будет, если мы возьмем все наши карты и сложим в хронологическом порядке, но сделаем их прозрачными.

Графическая программа компьютера выполнила эту задачу.

— Как видите, огонек, обозначающий передвижения Минковского, оставляет след во времени. Эта линия начинается здесь, на юге Литвы, движется по Германии и Швейцарии и в конце концов обрывается в Геттингене.

Карты наложились друг на друга, образовав куб. Жизненный путь Минковского извивался сквозь этот куб и был похож на ход в кротовой норе.

— Такой куб, показывающий чей-либо жизненный путь в пространстве-времени, называется кубом Минковского. Старина Герман первым нарисовал такую штуку. Естественно, эту же схему можно набросать для любого человека. Вот, например, мой куб Минковского.

Карта на экране снова изменилась. На этот раз был изображен весь земной шар.

— Я родился в Новой Шотландии, в Канаде, в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году, потом переехал в Торонто, а оттуда — в Гарвард, поступив в университет, несколько лет проработал в Иллинойсе, в Лаборатории имени Ферми, а затем приехал сюда, на границу Франции и Швейцарии. В ЦЕРН.

Карты сложились, образовав куб с извилистой светящейся линией внутри.

— В этот куб можно поместить и линии жизни других людей.

Пять линий разных цветов появились внутри куба. Некоторые из них начинались раньше линии жизни Ллойда и потому выходили из куба, некоторые обрывались, не достигнув верха.

— Верхняя плоскость куба, — продолжал Ллойд, — обозначает сегодняшний день, двадцать пятое апреля две тысячи девятого года. И конечно, мы не станем спорить с тем, что сегодня — это сегодня, то есть мы все помним вчерашний день, но признаем, что он прошел, но ничего не знаем о дне завтрашнем. Мы все вместе смотрим на этот срез через куб.

Верхняя плоскость куба осветилась.

— Вы можете представить себе око коллективного сознания человечества, глядящее на этот срез. — Над кубом возникло изображение человеческого глаза, весьма натуральное, с ресницами. — А во время Флэшфорварда произошло вот что: око сознания посмотрело выше куба, в будущее, и, вместо того чтобы рассматривать срез времени, представляющий две тысячи девятый год, заглянуло в две тысячи тридцатый.

Куб вытянулся, превратился в параллелепипед, и большая часть разноцветных линий жизни тоже устремилась вверх. Парящий в пространстве глаз подпрыгнул, и освещенная плоскость почти вплотную приблизилась к вершине параллелепипеда.

— В течение двух минут мы смотрели на другую точку наших линий жизни.

— Значит, — поерзал на стуле Бернард Шоу, — вы хотите сказать, что пространство-время подобно кинокадрам, наложенным друг на друга, а «сейчас» — это подсвеченный кадр?

— Очень неплохая аналогия, — заметил Ллойд. — На самом деле она поможет мне перейти к следующему пункту объяснений. Допустим, вы смотрите кинофильм «Касабланка». Кстати, это мой любимый фильм. И допустим, в данный момент на экране разыгрывается следующая сцена.

Позади Ллойда на мониторе пошли кадры из «Касабланки». Хамфри Богарт, играющий Рика Блейна, произнес: «Для нее играл, играй и для меня». Дули Уилсон, исполняющий роль Сэма, не глядя в глаза Богарта, пробормотал: «Я ее уже забыл». Богарт, стиснув зубы, бросил: «Она вынесла, и я смогу. Играй!» Уилсон закатил глаза к потолку. Его пальцы забегали по клавишам рояля, и он заиграл «Когда проходит время».

— А теперь, — продолжил сидящий перед экраном Ллойд, — постарайтесь уяснить вот что: в настоящий момент вы видите перед собой данный кадр. — При слове «данный» изображение на экране замерло. — Но это вовсе не значит, что остальные части фильма менее реальны.

Неожиданно картинка изменилась. Самолет исчезал в тумане. Щеголеватый Клод Рэн посмотрел на Богарта. «А что, если тебе исчезнуть из Касабланки ненадолго? — спросил он. — За Браззавилем свободный французский гарнизон. Я мог бы организовать пропуск». «Транзитное письмо? Я могу и как турист. Но наше пари остается в силе. За тобой десять тысяч франков», — едва заметно улыбнулся Боги. «Они бы как раз покрыли наши расходы», — поднял брови Рэн. «Наши?» — удивленно переспросил Богарт. «Угу», — кивнул Рэн. Они удалились в темноту ночи. Ллойд проводил их взглядом. «Луи, — послышался голос Богарта, записанный, как знал Ллойд, уже после окончания съемок. — По-моему, это начало нашей прекрасной дружбы».

— Вот видите, — произнес Ллойд, повернувшись к камере, — вы смотрели отрывок из фильма, где Сэм играет «Когда проходит время» для Рика, но конец фильма уже существует, он фиксирован . Когда вы смотрите «Касабланку» в первый раз, то, сидя на краешке стула, гадаете, уедет Ильза с Виктором Ласло или останется с Риком Блейном. Но ответ всегда был и останется одним и тем же: проблемы двух маленьких людей — песчинки в море человеческих страданий.