Василий Соловьев - Триста миллионов лет спустя (сценарий фильма)

Двойные двери. Видно, как толсты стены помещения.

Молодой и застенчивый руководитель института сидит перед небольшим смотровым окном с очень толстыми свинцовыми стеклами. Он подает сигнал на пульт управления «ускорителем». В ответ согласно мигают многоцветные огоньки.

Мажид разгоревшимися глазами заглядывает в смотровое окно. Через толстые стекла видны горячая камера и металлические «лапы» манипулятора, которые свешиваются в камеру откуда-то сверху.

Нажимается кнопка.

Под «лапами» в камере появляется наш загадочный шар.

Руководитель установки продевает пальцы в кольца рычагов манипулятора.

— Разрешите начинать? — обращается он к президенту. — Я готов.

— Да, да, Владимир Николаевич! — кивает ему президент. — Вы здесь хозяин, мы гости.

Руководитель установки производит руками движения, которые со стороны кажутся странными, даже магическими.

Через смотровое окно видно, как оживают «лапы» горячей камеры. Одна из них хватает рычаг, торчащий из стены, и двигает его в сторону. Открывается круглое отверстие. Тотчас же на противоположной стене камеры засветилось голубое яркое пятно. «Лапы» берут шар и устанавливают его в голубом луче. В середине голубого пятна на стене появляется прозрачная тень шара. И на ней отчетливо видно…

Шар полый! И в нем что-то есть! Ученые еще плотнее сбиваются у смотрового окна. По краю тени шара светится более прозрачный ободок, а в середине темнеет четкий силуэт какого-то продолговатого предмета.

— Внутри шара еще один шар, — бормочет Градов, — а в том шаре что-то лежит.

Работают руки ученого. Движутся рычаги манипулятора.

Движутся металлические «лапы» в камере, поворачивая шар в мощном голубом луче.

Вдруг из недр камеры слышится щелчок, и возникает легкое шипение.

Владимир Николаевич окидывает тревожным взглядом приборы… Нажимает рычаг…

В камере пропадает голубой луч но шипение не прекращается. Оно даже усиливается.

— Что случилось? — спрашивает президент.

— Не знаю. Я уже остановил «ускоритель»…

— Это он шипит! Шар шипит! Он дрожит! — восклицает Мажид.

— А вдруг это бомба! — шепчет Лешка, оттаскивая товарища от смотрового окна.

Мажид вырывает руку. Однако на некоторых участников «совещания» замечание Лешки производит впечатление. Они начинают отходить от смотрового окна.

«Лапы» манипулятора расходятся в стороны и выпускают шар. Он действительно дрожит… потом начинает дымиться.

— Горячая камера находится под землей, в бетонированном колодце, — поясняет Владимир Николаевич малодушным, — мы заглядываем туда через перископ.

Но… теперь только он сам, президент, Бахарев, Забродин, Градов и Мажид остались у смотрового окна.

Тесно сдвинув головы и прижавшись носами к стеклу, они жадно глядят и ждут… ждут того, что называется чудом.

С резким шипением шар вдруг выбрасывает из себя струю голубых мелких искр.

Люди невольно закрывают глаза, отшатнувшись. А когда открывают их…

В камере лежат две половинки шара. Вернее, на две половинки распалась толстая металлическая «скорлупа» шара. А из ее недр выкатился… новый шар. Он пестро и очень ярко раскрашен.

— Оператор! Кинооператор, снимайте! — кричит президент.

— Да, да, я сейчас… заело! — бормочет оператор, вытягивая руки с камерой.

Все уже устыдились минутной слабости и кидаются к смотровому окну.

— Газ, который был в шаре, не улетучился? — тревожно спрашивает Бахарев. — Для науки сейчас дорого все! Вплоть до погасших искр!

— Нет, нет, состав газа и его количество мы узнаем! — заверяет его Владимир Николаевич, который поглядывает кругом, не скрывая торжества и гордости за свою мощную технику.

— Смотрите! Смотрите! — кричит Забродин. — Ведь это изображение какой-то планеты!

Раскрашенный шар во весь экран. Должно быть, его краски светятся — так они выразительны и ярки.

— Уберите свет! — просит президент.

Свет гаснет. В темноте шар сияет маленькой самосветящейся и прекрасной планеткой. Океаны, моря и синие реки, материки, покрытые долинами и горами, — все это непривычных очертаний. Поражает отсутствие густой зелени на этой планете. Бледная желтозеленая краска, однако, разлилась по южному и северному полушарию и господствует на планете. Она захлестнула даже полюса! Планетка охвачена координатной сеткой. Но… то, что должно быть цифрами и надписями, не имеет привычного вида арабских или римских цифр и начертаний букв известных на Земле алфавитов!

— Это Марс? — слышен голос потрясенного Градова.

— Нет, голубчик, — отвечает голос Бахарева.

— Венера?

— О нет! — уверенно отвечает Бахарев.

— Вы можете назвать эту планету? — слышен саркастический голос Забродина.

— Да, — отвечает Бахарев. — Такой была наша Земля триста миллионов лет назад. Это Земля!

Кто-то щелкает выключателем, и вспыхивает свет.

— Земля?! — ошеломленно переспрашивает Градов.

— Откуда она взялась? Не стегоцефалы же сделали шар!..

— Алексей Павлович — неисправимый геоцентрист, — смеется Забродин. — Ему всюду мерещится Земля. На Марсе он обнаружил голубую тянь-шаньскую ель, на Венере — каменноугольный период…

— Нет, вы уж позвольте, Федор Платоныч! — вдруг выступает вперед сухонький старичок. — Я как тектонист, заявляю: Алексей Павлович прав. Именно таким было расположение материков на Земле в каменноугольном периоде, в Карбоне!

Поддержка оказывает на Бахарева неожиданное действие. Он вдруг затрясся от гнева и, покраснев, кричит на Забродина:

— А вы, милостивый государь, идеалист! Идеалист все последние пятнадцать лет жизни! Разучившийся мечтать, собиратель мертвых фактов!

— Что здесь происходит?! — слышится возмущенный женский голос.

Все оборачиваются. В дверях стоит Дарья Матвеевна.

— Шесть часов утра, — говорит она, — поглядите друг на друга. Вы больные люди. Все, все больные люди.

Ученые переглянулись. После пережитых волнений и бессонной ночи они выглядели неважно Лица у всех, и особенно у Бахарева, были землистыми, под глазами зияли темные круги. А Дарья Матвеевна обратилась к президенту:

— Товарищ президент, позвольте вам заявить, что вы растранжириваете здоровье наших ученых!

— Дарья Матвеевна, бывают случаи… — миролюбиво начинает президент, однако старого врача не так-то легко остановить.

— Да, да, товарищ президент, растранжириваете. А профессора Бахарева вы хладнокровно убиваете! У профессора Бахарева постельный режим. Но профессор Бахарев тоже здесь и продолжает изнурительную войну с академиком Забродиным. Почему вы до сих пор не можете примирить их?! — И Дарья Матвеевна своей мужской походкой, развернув по-солдатски плечи и высоко неся голову, выходит из зала и идет по длинному коридору.