Василий Гунько - Богатым быть не вредно

- Это тот случай, когда свобода слова идет во вред обществу, - мрачно сказал Вася и брезгливо бросил газету на пол. - Если в фельетоне вместо юмора и сатиры зависть и оскорбления, это не фельетон, а поклеп. Этот автор, как его, В.Кривошеев, считает, что если это его уму непостижимо, значит, это невозможно вообще. Ладно, давайте-ка лучше выпьем шампанского, вы же мой гость.

Вася достал из холодильника бутылку, из серванта - два фужера и поставил на журнальный столик.

- Я, конечно, с вами с удовольствием, но вам же на сцену, - напомнил гость.

- Ничего, это будет очень к стати! - задумчиво сказал хозяин гримерной и выстрелил пробкой в потолок. - Это будет сегодня выстрел из пушки, но не по воробьям, а по человеческой низости! Ну что ж, В.Кривошеев, ты еще придешь ко мне с повинной...

В это время в гримерную вбежал Хитроумов. Увидев сидящего в кресле Лунина, он замер на пороге:

- Как это понимать, неужели за нами пришли?

- Ну что вы, Всеволод Львович, я уже, благодаря вам, не работаю в ОБХСС. Я теперь - в уголовном розыске.

- Слава Богу, - перекрестился импресарио и подошел к столу.

- Всеволод Львович, у меня есть тост, - сказал Кукушкин и принес третий фужер. - Давайте выпьем за смех! За смех над врагами и друзьями, над больными и здоровыми. Как видите, у нас интереснейшая компания: первый вор, проходимец и жулик, второй - шарлатан, а третий - честный легавый. Сегодня я буду смеяться над всеми и даже над собой!

- Спасибо за комплимент, - обидчиво сказал Всеволод Львович, посматривая настороженно на Лунина. - Скажите, Василий Васильевич, что вы задумали?

Вася молча осушил свой бокал и небрежно отставил его в сторону. Затем он начал готовиться к представлению.

В зрительном зале, как всегда, не было куда яблоку упасть. Даже Лунину места не нашлось, и он стоял за кулисами возле Хитроумова. Но никто даже не подозревал, что Кукушкин в ответ на оскорбительный фельетон в прессе приготовил всем ошеломляющий сюрприз.

Те, кто смотрел его выступления неоднократно, а таких было немало, знали, что каждый раз он начинал оригинально. Но сегодня...

- Здравствуйте, земляки! - поздоровался он со зрителями просто и скромно. - Вы не заметили, что в поликлиниках нашего города сократились очереди? Ну, я не виноват, что вас волнуют только очереди в магазинах. Так вот, как вы думаете, сколько один врач может за день принять больных? Вероятно, не больше тридцати. Так почему вы решили, что я могу лечить одновременно по тысяче человек?! Причем со сцены, магической силой слова?! Почему многие считают: чем даром лечиться, лучше лечиться моим даром? Увы, некоторые печатные органы, глас народа, так сказать, считают мой дар обыкновенным шарлатанством. Сами понимаете, что после этого я не чувствую за собой морального права лечить вас. А посему я навсегда покидаю сцену.

Вася поклонился и быстро ушел за кулисы.

Некоторое время зал ошеломленно молчал. Многие читали фельетон, но не придали ему никакого значения. Поэтому поступок кумира был для них как гром среди ясного неба.

По залу прокатился возмущенный ропот, затем со всех концов послышались выкрики: "Клевета!", "Пасквиль!", "Долой писак!". Все зрители поднялись и начали дружно аплодировать и скандировать: "Ку-куш-кин, вернись!", "Ку-куш-кин, вернись!"

Но Вася закрылся в гримерной на ключ и никого не впускал.

...Только через полтора часа зрители начали расходиться. На сцене за кулисами остались только Лунин и Хитроумов. Иван Дмитриевич был потрясен неожиданным поступком Кукушкина, а Всеволода Львовича начинала бить мелкая дрожь, как только он вспоминал о том, сколько проданных билетов ему придется принять обратно.

7

На следующий день с самого утра в редакции вечерней газеты затрещали телефоны. Главный редактор собрал срочное совещание. Вопрос один: как газете выйти с честью из создавшейся трудной ситуации. Но совещание было прекращено буквально через несколько минут, когда члены редакции увидели из своих окон собравшийся многотысячный митинг. Такого поворота событий никто не мог предвидеть.

Движение на улице, на которой находилась редакция, было полностью остановлено. Поток митингующих не прекращался. Транспортная связь с целым жилым микрорайоном прервалась.

- Короче, ищите автора фельетона и утрясайте этот скандал, распорядился главный редактор и закурил. - Все свободны!

Через несколько секунд на квартире Василия Степановича Кривошеева зазвонил телефон. Сегодня у него был выходной, и он без всякого желания поднял трубку.

- Вы хоть понимаете, Василий Степанович, что вы натворили?! послышался встревоженный голос заведующего отделом культуры газеты. Зачем вы пишете о том, чего не знаете? После вашего фельетона кооператив каких-то шарлатанов угрожает нам предъявить судебный иск о возмещении ущерба на сумму до ста тысяч рублей. Начальство грозит разогнать всю нашу редакцию. В городе - громадный скандал. Алло, вы слышите меня?..

Василий Степанович потряс головой. Такая внезапная информация всполошила его, и он не знал, что ответить.

- А зачем же вы печатаете то, чего не понимаете?! - наконец сказал он в свое оправдание, задумчиво покачав головой.

- В общем так, Василий Степанович, вы заварили эту кашу, вы ее и расхлебывайте, иначе я за последствия не ручаюсь. Слышите, срочно приезжайте в редакцию! Лично я был против вашего фельетона, это вы уболтали главного. Он требует вас срочно! А пока вы будете добираться (уверяю вас, это будет очень нелегко), я займусь текстом опровержения, которое вы подпишете...

- Что, вы хотите, чтобы я извинился публично перед этим проходимцем?! возмутился кандидат психологических наук. - Да не бывать этому никогда! Да он компрометирует нашу науку вообще!

- Василий Степанович, прошу вас, срочно приезжайте, - уже умолял его завотделом. - Вы это объясните не мне, вам будет кому это объяснять, уверяю вас...

После этого разговора Василий Степанович заказал по телефону такси и начал одеваться. Через полчаса он уже был возле редакции. Но выйти из такси ему пришлось гораздо раньше. Увидев большое скопление городского транспорта и громадный поток людей, он долго не мог понять, что происходит. Но когда увидел плакаты с требованием публичного извинения перед Кукушкиным, долго не мог прийти в себя. Он был настолько ошеломлен, что даже решил вернуться домой. Но все же убежденность в своей правоте заставила его протолкаться сквозь толпу и зайти в редакцию. Как только он появился, его сразу же провели в кабинет главного редактора.

Так недружелюбно Кривошеева еще нигде и никогда не встречали. От подобной "гостеприимности" ему еще больше стало не по себе. Главный долго смотрел на него какими-то мутными глазами, наконец, тяжело вздохнув, сказал: