Скотт Вестерфельд - Красивая

За то время, пока они с Зейном готовили «кримов» к побегу, дождь прекратился, но воздух все еще был сырым и холодным. Даже внутри мастерской Тэлли, Фаусто и Зейн поеживались, хотя и были одеты в зимние пальто.

— Обычно тут жарят муфельные печи, — сказал Зейн. — И некоторые из этих машин тоже греются до чертиков. — Он указал направо и налево. Мастерская с двух сторон была открыта всем ветрам. — Зато такая классная вентиляция несовместима с умными стенами.

— Понятно.

Тэлли плотнее закуталась в пальто и сунула руку в карман, чтобы включить обогрев.

Фаусто указал на какое-то приспособление, похожее на большой пресс.

— Слушайте, а я помню: я на такой штуковине работал. В уродской школе, на уроках промышленного дизайна. Мы делали подносы для еды, а потом катались на них с горки, как на санках.

— Я поэтому и взял тебя сюда, — сказал Зейн и первым зашагал по бетонному полу.

Нижняя часть станка представляла собой металлический стол, сплошь состоящий из крошечных чешуек. Над столом нависала такая же по размеру металлическая плита.

— Что? Ты хочешь воспользоваться штамповочным прессом? — Фаусто вздернул брови.

Зейн до сих пор не говорил ему и Тэлли, что задумал, но при виде массивного станка в душе девушки зашевелилось нехорошее предчувствие.

И его название ей тоже не понравилось.

Зейн поставил на пол ведерко для шампанского, из которого выплеснулось немного ледяной воды. Затем он вытащил из кармана карту памяти и сунул ее в щель считывающего устройства станка. Станок ожил, засветился огоньками. Под ногами у Тэлли ощутимо завибрировал пол. По столу прошла рябь. Металл словно пробудился, вдруг сделался жидким и живым.

Когда все немножко утихло, Тэлли более внимательно рассмотрела поверхность штамповочного стола. Крошечные чешуйки оказались кончиками тонких стержней, которые можно было выдвигать и убирать, чтобы придавать изделиям разную форму. Она провела пальцами по столу — но на ощупь кончики стержней сливались друг с другом, образуя ровную поверхность.

— Для чего этот станок?

— Чтобы штамповать разные штуки, — ответил Зейн.

Он нажал на кнопку, и стол снова ожил: в его середине возникло несколько крошечных симметричных холмиков. Тэлли заметила, что на верхней части штамповочного пресса появились соответствующие вмятины.

— Эй, да это же тот самый поднос! — воскликнул Фаусто.

— Конечно. А ты думал, я забыл? На них было так здорово кататься с горки! — радостно заявил Зейн.

Он вытащил из-под станка лист металла и аккуратно уложил на стол.

— Ага, — кивнул Фаусто. — Я все думал: почему не наладят массовое производство.

— Это было бы слишком умно, — отозвался Зейн. — Но готов поспорить: каждые несколько лет кто-нибудь из уродцев заново изобретает эти «санки». Осторожнее. Сейчас включу.

Тэлли и Фаусто поспешно сделали шаг назад.

Зейн ухватился за рукоятки по обе стороны от стола и одновременно нажал на них. Станок на секунду заворчал и неожиданно пришел в движение. Верхняя часть опустилась на нижнюю с оглушительным лязгом. Звук эхом пронесся по мастерской, и у Тэлли еще звенело в ушах, когда «челюсти» штамповочной машины медленно раскрылись.

— Классно, правда? — спросил Зейн и поднял со стола лист металла, преображенный в результате удара.

Теперь лист походил на обеденный поднос с отделениями-вмятинами для салата, главного блюда и десерта. Поворачивая поднос в руках, Зейн провел пальцем по бороздкам снизу.

— По хорошему сухому снегу на такой штучке можно выдать хоть тысячу километров в час.

Фаусто побледнел.

— Не получится, Зейн.

— Почему?

— Тут слишком серьезная система безопасности. Даже если бы тебе удалось одного из нас…

— Ты шутишь, Зейн? — вскричала Тэлли. — Даже не думай совать туда руку! Пресс тебе ее оттяпает и не подавится!

Зейн только улыбнулся.

— Да я и не собирался. Как верно сказал Фаусто, тут слишком строгая система безопасности.

Он вынул карту памяти из слота и вставил другую. Стол снова завибрировал, и с краю образовалось что-то вроде горного хребта — или острых зубов. Зейн пристроил в эти «челюсти» свое левое запястье.

— В перчатке видно плохо, но на самом деле, если положить руку вот так, то пресс скусит часть браслета.

— А если он промахнется, Зейн? — горячо возразила Тэлли.

Она с трудом сдерживалась, чтобы не повысить голос. Браслеты, как обычно, были спрятаны под пальто и перчатками и замотаны шарфами, но спор могла услышать красотка в дальнем конце мастерской.

— Пресс не промахивается, он работает предельно четко. На нем можно детали для хронометра штамповать.

— Все равно ничего не получится, — заявил Фаусто и положил пятерню на стол. — Включай.

— Да понимаю я, — процедил сквозь зубы Зейн, взял за рукоятки и сжал их.

— Да вы что! — в ужасе воскликнула Тэлли, но пресс не дрогнул.

По краю зажглась цепочка желтых огоньков, и тоненький синтезированный голосок произнес:

— Отойдите подальше, пожалуйста.

— Этот станок чувствует присутствие человека, — объяснил Фаусто. — Он реагирует на тепло тела.

Тэлли облизнула пересохшие губы. Ее сердце бешено колотилось. Фаусто убрал руку со штамповочного стола.

— Не делай так больше! — выпалила Тэлли.

— Ладно, допустим, ты придумал, как обдурить станок. И что толку? — продолжал Фаусто. — Чтобы перекусить твой браслет, нужно долбануть по нему с такой силой, что и от руки ничего не останется.

— Нет. При скорости пятьдесят метров в секунду все получится. Смотрите. — Зейн наклонился к столу и провел пальцем по выдвинутым стержням. — Эти зубчики либо перережут браслет, либо прикусят его так, что угробят всю начинку. И тогда наши кандалы превратятся в обычные побрякушки.

Фаусто наклонился к штамповочному столу, чтобы посмотреть получше. Тэлли отвернулась — она просто не могла смотреть, как ребята бесстрашно суют головы в металлическую пасть. Она перевела взгляд на женщину-стеклодува. Та, похоже, не слышала безумной троицы юных красавцев. Спокойно и невозмутимо она поворачивала комок стекла в пламени небольшой печи.

Тэлли пошла в ту сторону, где работала женщина. Отойдя на такое расстояние, что ее не могли услышать Зейн и Фаусто, она размотала шарф на запястье и обнажила браслет.

— Позвони Шэй.

— Она недоступна. Сообщение?

Тэлли ругнулась, но сказала:

— Да. Послушай, Шэй, я знаю, что это мое восемнадцатое сообщение за сегодняшний день, но ты должна ответить. Прости, что мы подглядывали за вами, но…

Тэлли не знала, что еще сказать. Ведь ее могли подслушивать надзиратели, — а может быть, и чрезвычайники тоже. Как же объяснить, что она с друзьями собирается бежать из города этой ночью?