Георгий Гуревич - Записанное не пропадает

Киму даже обидно стало за ту старушку, отдавшую жизнь ради счастья этой равнодушной девицы. И обе они-Лада. Как странно! Путаница В уме. Мыслить надо по-новому.

- И он уже не седой? - допытывалась Лада.

Последний разворот. Дамба, ведущая на остров. Аллея с еще не растаявшим снегом, серым и ноздреватым. Ворота.

Но кто это бежит навстречу по лужам, поднимая грязь

фонтаном, оступаясь в мокром снегу, балансируя руками?

- Куда под колеса, оголтелый?!

И Лада из кабины прямо в воду:

- Гхор!

- Лада!

Стоят в снежной каше по колено, целуются. Головы откинут, посмотрят друг на друга и целуются опять.

- Любимый!

- Любимая!

Минуты через три Лада вспомнила о третьем лишнем, протянула ему руки для утешения:

- Кимушка, спасибо!

Но Кима не было. Он оставил влюбленных у машины и ушел прямо в чащу по ноздреватому снегу к березкам и осинкам, еще худеньким, голенастым, с растопыренными сучьями, но освещенным солнцем и жизнерадостным, как девчонки-подростки, у которых все хорошее впереди. Шагал, продавливая наст, смотрел сквозь ветки на бледноголубое небо и широко улыбался. Так и шел с застывшей улыбкой.

Ревности не было. И зависти не было: такому беспредельному счастью нельзя завидовать. Да Ким и сам был счастлив. Видимо, счастье дарить - самое чистое, самое светлое, оно сродни материнству. И таких минут у Кима будет много отныне. Много, много раз будет он сводить расставшихся, видеть глаза, затуманенные слезами радости, слышать трепетное спасибо. Почтальоном радости будет он в этом мире - нет приятнее функции...

ГЛАВА 7. ВСЕ ЕЩЕ ПЛАЧУТ

Будем вечно молодыми! Вечно будем молодыми!

Сплетая руки, юноши и девушки несутся в буйном хороводе. Глаза их блестят, лица раскраснелись, ветер треплет волосы, дыхания не хватает для пения, для крика, для танца...

Небо тоже ликует. Художники раскрасили светом облака.

Словно девушки в пестрых нарядах, толпятся они над Москвой, каждое смотрится в зеркало реки. Взлетают ракеты, огненные букеты распускаются в небе, с шипением, треском и звоном крутятся огненные колеса. Треск и грохот в небе, песни и хохот на земле. Весело и оглушительно празднуют люди победу над смертью.

- Дедушка, будешь молодым! Иди плясать с нами.

- Гляди на этого бородатого. Вылитый Ксан. Наверное, журналист.

- Эй, приклеивший бороду, передай Ксану, что мы счастливы.

И весельчаки не знают, что их слушает подлинный Ксан. По своему обыкновению, он делает выборочный опрос, ловит обрывки разговоров, нанизывает на память, вяжет, петля за петлей, сетку доводов для будущих дискуссий.

- Сто лет живем - ура! Двести лет живем - ура, ура! Триста - ура, ура, ура!!!

- А я, дружок, о пяти годочках мечтал. Поскрипеть, кости погреть на солнышке.

- Получай, папаша, три столетия!

- Не за себя, за дочку рада. Тридцать лет девочке, а лучшее уже позади. Морщинок больше, внимания меньше.

- На полюсе не был. Побываю. В Париже не был. Побываю. Ha Марсе не был...

- Бывают жизни нескладные, неудавшиеся, тянучие.

Так хорошо, что выдадут вторую. Дотерпел до конца, все перечеркнул, начинай заново.

- А ты, дядя, не откладывай! Сегодня начинай заново.

- Дешевое отношение к жизни будет, неуважительное. Тяп-ляп, сто лет кое-как. Ты цени годы, цени минуты. Не важно - сколько прожил, важно - как жил...

- Семьсот лет, ура! Восемьсот - ура! Тысячу - урра!!!

- Ишь разохотились!

- Слушайте, а ведь это скучно: тысячу лет ты инженер, тысячу - блондин, тысячу лет - пигмей.

. - Нет, уж новая жизнь - новая внешность и новый темперамент. По вкусу. По каталогу.

- А я в следующей жизни стала бы мужчиной.

- Поговорка была: если бы молодость знала, если бы старость могла... НаКонец-то совершенство: могучие старики.

- Отменяется растрата сил человеческих. Только выучился...

- Мне главного нашего жалко. Голова математика, пальцы художника. Обидно двух лет не дотянул.

- Люди прошлого не должны быть обездолены.

- Ученые придумают. Есть же герасимоведение восстановление портрета по черепу. Вот и тело восстановят как-нибудь - по клеточкам, по химии волос, костей, что ли...

- Пушкина. Пусть бы написал о нашей эпохе!

Девушка протягивает другу обе руки.

- Сто жизней проживем вместе, правда?

- Ура! Нашим ученым - ура! Все вместе, хором: ура!

Но мир велик и многолюден. Есть в нем и такие, которые не радуются даже в этот день всемирной радости.

С озабоченным видом набирают они номера на своих браслетах, взывают:

- Справочная, дайте мне позывные Гхора. Через ноль? А профессора Зарека? Тоже через ноль? Безобразие!

В XXIII веке каждый человек с каждым может связаться по радио. Каждый друг знает пожизненные позывные друга, каждый возлюбленный с нежностью шепчет любимое имя и номер любимой. Но есть люди, которых можно вызывать только через ноль - через радиосекретаря, иначе им некогда будет работать и спать. Чаще это знаменитые врачи, знаменитые артисты и знаменитые космонавты. У Ксана тоже номер с нулем. И он сам распорядился дать браслеты с нулем Зареку, Гхору и Ладе. Ведь он знал, что мир велик и даже в праздник радости найдутся несчастные. Статистика говорит, что каждую секунду на Земле умирает один человек. Их близким невозможно ликовать в надежде на будущее. Им надо спасать умирающего сейчас.

- Справочная, дайте номер помощника Зарека, высокого такого, полного, его показывали на экране. Киме 46-19? Спасибо.

И слабенький ток вызова иголочкой покалывает кожу Кима. На его браслете, таком инертном до сегодняшнего дня, чередой проходят незнакомые гости.

Женщина средних лет (выше средних) с малоподвижным, искусственно подкрашенным лицом. Чувствуется, что кожа натянута и выделана усилиями многих косметиков.

- Вы Ким, помощник Зарека? Ох какой милый мальчик! Голубчик, вы, верно, знаете меня в лицо. Я Мата, артистка, я "Девушка, презирающая любовь", я "Цветочница из Орлеана", я "Наташа Ростова". Милый, мне нужна молодость как воздух. Мое амплуа - расцветающие девочки, я не могу играть властных и злобных замоскворецких старух.

- К сожалению, товарищ, все это дело будущего...

Наблюдения... Специальные заседания. До свидания...

Рад бы...

Покалывание.

Глубокий старик. Сухое, желтое, как будто пергаментное лицо.

- У меня, дорогуша, была мечта в жизни: перевести на русский язык "Махабхарату" всю целиком. Но это сотни тысяч стихов, лет тридцать усидчивой работы. Милый, запишите меня на вторую жизнь. Обещайте, тогда завтра же приступлю к работе.

Неприятно разочаровывать людей, но этот хоть подождать может год-другой. А как быть с таким вызовом?

На экране смуглая чернокудрая девушка с заплаканными глазами. Лицо классическое, черты безукоризненные. Она иностранка, русского языка не знает, у себя на родине говорит в рупор кибы-переводчицы. Ким слышит металлический голос машины, чеканящей слова с неприятной правильностью.