Полдень XXI век - Полдень XXI век 2003 №4

Никто не слышал почти никакого шума. Ни взрыва, ничего. Только звон разбитых стекол, как от взрывной волны. В трамвае тоже вылетели все стёкла и все пассажиры погибли. И даже те, кто проходил в это время по улице. Хотя прохожих было очень немного. Улица была пустовата в утренние часы. И домов на улице было немного, по счастью. Только два небольших дома старой застройки в районе железнодорожной станции Кушелевка. А с другой стороны улицы только и было сооружений, что проходил трамвайный путь. Вот и все. В домах повылетали многие стекла. Но не все: некоторые толстые преимущественно старые стекла и преимущественно двойные почему-то устояли. Те, кто был в этот момент в комнатах с вылетевшими стеклами, все тоже погибли. Те, кому повезло, и стекла в их комнатах почему-то устояли, хотя этому часто не было видно решительно никакой причины, они остались живы. И некоторые даже не заметили и даже не услышали ничего.

Причину смерти людей медики определить не смогли. Результаты вскрытия ничего не показали. Это редко очень бывает, когда производится вскрытие только совсем недавно умерших людей, обычно медицине всегда бывает всё ясно, но только не в этот раз. Неизвестно даже было, сразу они умерли и почти не мучились, или все — таки прошло какое-то время. Это было как какое-то неизвестное излучение, но только не излучение.

С автобусом совсем ничего не случилось. Как и с людьми, на которых не было вообще никаких заметных повреждений. Когда пришла милиция и начали разбираться в чем дело, то обнаружили, что у автобуса был очень странный нестандартный мотор. Мотор в автобусе был как будто бы и нормальный, и всё же многое в этом моторе было не так. Казалось бы, мелочи, поршни, к примеру, в цилиндрах стояли вдоль, а не поперёк — но всё же работать это никогда не могло. Казалось что тот, кто делал этот мотор, заботился не о том, чтобы это всё работало по законам обычной техники. Он, по-видимому, по каким-то причинам мог не сомневаться, что уж что другое, а работать оно точно будет, повинуясь законам какой-то другой неизвестной механики. Так что главная его забота состояла в том, чтобы оно хотя бы выглядело всё как настоящее и чтобы его не очень просто было с первого взгляда отличить. Наблюдалось удовлетворительное портретное сходство, при котором он довольно точно всё скопировал, но всё же, не понимая причины и основы работы мотора, некоторые мелочи упустил. Мотор в машине был плохо закреплён, он был не привинчен, а только поставлен на подобающее ему место, поэтому уже тогда, когда автобус только тряхнуло, он выпал из своего гнезда и съехал далеко вбок.

То же самое и провод, идущий к мотору. Это был как будто бы провод зажигания, но в действительности к зажиганию он не имел никакого отношения, и это был вообще не электрический провод, скорее он был больше похож на антенну уже по тому, что он был один, в то время как электрических проводов бывает всегда два.

Вот от провода-то и случилась вся беда. Когда автобус наклонился и упал, и мотор поехал вбок, провод порвался. В месте разрыва он оплавился, потому что через него к мотору подводилась какая-то неизвестного вида энергия из маленькой баночки по типу аккумулятора, хотя всё же это был не аккумулятор. Что было в этой баночке, узнать не удалось, потому что при аварии всё её жидкое содержимое вылилось и испарилось. Когда провод порвался, то часть энергии выплеснулась наружу в виде излучения, что и явилось источником всех неприятностей.

Позже обнаружилось, что в автобусном парке было ещё несколько автобусов с такими же двигателями, и вообще в последнее время многие автобусы поступали с конвейера с двигателями новой конструкции. Те, кто первые узнали об этом и кто сами видели эти двигатели до того, как они были заменены, рвали на себе волосы от досады, но они ничего не могли сделать, они старались вести себя ниже травы и никому честно ничего не рассказывали, ни один не проговорился, они все сразу же переехали на другое место жительства, отдельно от своих семей, и старались на улицы вообще не выходить или же ходить по ним очень осторожно. Но всё же это не помогло, и с ними со всеми в конечном счёте что-то случилось.

Когда я был ещё ребенком и был летом в пионерском лагере, многие деревья вокруг лагерной территории были поражены гусеницей непарного шелкопряда. Ветки были замотаны, как в бинт или гипс, в плотную тугую паутину.

Нашествие гусеницы было действительно серьезным, по половине дерева часто бывало опутано, а многие деревья были обмотаны полностью и не справлялись и засыхали, шелкопряд оплетал все и подчистую объедал листья. С деревьев свисали на паутинках крошечные гусеницы. Попав на ладонь, они измеряли её, складываясь и распрямляясь несколько раз, пока не доходили до края. Болезнь быстро распространялась в лесу, гусеницы плодились с огромной скоростью. Многие деревья стояли уже совсем голые, как поздней осенью, и сухие. Была жара.

Вокруг лагеря работали дезинсекторы, обрабатывая зеленые участки какими-то химикатами. Химикаты очень плохо помогали, и лес вокруг покрывался весь белёсой сединой. Но среди администрации лагеря откуда-то распространился слух, что есть такая бригада, к ней можно обратиться, они применяют специальные ядохимикаты, не такие, которые есть на складе, а такие, которые действительно помогают. И с тех пор вокруг лагеря работали сотрудники из этой бригады. Она были сверху донизу все замотаны в химзащитные комбинезоны. Из невозможно было узнать, они все были без фигуры и без лица. Для того, чтобы гусеницы погибали, они заливали участки, пораженные паутиной, специальным составом. Они называли его «клей». Или это мы, пионеры, называли его «клей». Клей сразу прилипал и въедался в листву, схватывался, его было не отодрать, и оставался на ветке насовсем. От «клея» погибали не только гусеницы, на которых он попадал, но также и те, которых ещё на тот момент не было, которые ещё только вылуплялись потом из яиц.

У пионеров какое-то время было даже такое развлечение: бегать за машиной, которая разбрызгивала ядохимикаты. Она иногда как включится да как окатит бегущего за ней мальчишку с головы до ног пахучим противным и липким составом — все смеются.

Клей этот оставлял после себя очень приятный запах, вроде запаха сирени. Кто его понюхал, кто почувствовал уже, что пахнет сиренью, уже ничем нельзя было спасти, значит, газ попал в мозг.

Мальчик забежал на лужайку. Когда он только увидел работающих людей в защитных противохимкомплектах, он уже заподозрил что-то не то, но все было настолько в порядке, весело светило солнце, очень сильно пахло сиренью, так что он ни на что не обратил внимание.

К нему сразу же подбежали фигуры в противогазах, стали надевать на голову противогаз, он ещё не сразу понял, в чем дело, испугался, пытался сопротивляться. Противогаз ему-таки надели на голову, но было уже поздно, он уже вдохнул отравленный воздух, пропитанный запахом сирени.