Роберт Хайнлайн - Время для Звезд

Теперь я мог, конечно, «говорить» с дядей Альфом, также как и с Лапочкой. Однако делать это без необходимости было все равно что навязываться, так что я пользовался новой возможностью только при наших беседах втроем. И я никогда сам не связывался с Лапочкой, только во время пары экспериментов, проведенных по просьбе Доктора Деверо для того, чтобы твердо установить, что я могу это сделать без помощи Дяди. Для этого потребовалось снотворное, из обычного сна Дядя сразу выходил, если кто-нибудь «кричал» на этой волне. Но потом я ее оставил в покое, не мое это было дело – залезать в мозг маленькой девочки, разве что она сама была к этому готова и хотела пообщаться. А вскоре после этого Пэт женился.

Все время этого первого ускоренного участка пути, после того как Доктор Деверо подержал меня за руку, мои отношения с Пэтом становились лучше и лучше. После того, как я сумел понять, что ненавижу и презираю Пэта, вдруг почему-то оказалось, что ни ненависти этой, ни презрения уже нет. Я излечил его от ужасной привычки без нужды меня беспокоить – для этого я сам занялся тем же самым. Будильник, скажем, он мог заглушить, а меня – не мог. После этого мы разработали живи-и-дай-жить-другому соглашение, и все пошло значительно лучше. Через какое-то время я заметил, что с нетерпением жду очередной связи с ним и понял, что он мне нравится. Не «снова», а «наконец-то», ведь я никогда не испытывал к нему таких, как теперь, теплых чувств. Однако в то же самое время, как мы все больше сближались, мы все более и расходились: в дело вмешалось «проскальзывание». Как видно любому из релятивистских уравнений, связь не является линейной; это самое проскальзывание сперва почти незаметно, но с приближением к скорости света оно нарастает, как бешеное.

При трех четвертях скорости света Пэт начал жаловаться, что я растягиваю слова; мне же казалось, что это он тараторит. При девяти десятых отношение было близко к двум, но мы уже разобрались, в чем тут дело: я стал говорить побыстрее, а он помедленнее.

При 99 % скорости света отношение перевалило за семь, и мы едва могли понять друг друга. Чуть позднее мы вообще утратили контакт. Эта неприятность была у всех. Разумеется, телепатия мгновенна. Во всяком случае триллионы миль, бывшие между нами, не приводили к какому-либо запаздыванию, ну хотя бы к тому, крохотному, как при телефонном разговоре между Землей и Луной; и сила сигнала не падала. Но только ведь мозг – это плоть и кровь; для размышлений нужно время, а наши скорости течения времени совсем разошлись. Я думал настолько медленно (с точки зрения Пэта), что он уже не мог замедлиться достаточно, чтобы меня воспринимать. Что касается меня, то я иногда понимал, что он пытается связаться со мной, но это был просто какой-то визг, смысл которого уловить было невозможно. Даже Дасти Родс не был способен что-нибудь сделать. Его брат просто не мог сконцентрироваться на изображении в течение долгих трех часов, необходимых, чтобы Дасти «увидел» это изображение.

Все это, мягко скажем, выводило нас из равновесия. Слышать голоса – это нормальный ход, но только не в том случае, если ты не можешь ни разобрать, что они говорят, ни попросить их замолчать. Не исключено, что некоторые из непонятных «чокнутых» чокнутыми совсем не являлись; возможно, несчастные психи были просто-напросто настроены на неподходящую волну. Поначалу хуже всех воспринимал это дядя Альф; один раз я просидел с ним весь вечер, мы пробовали и пробовали вместе. А потом к нему вдруг опять вернулась обычная его безмятежность; Лапочка думала о нем, это он знал, и это было самым главным; слова не были такими уж необходимыми. Расцвела одна Пру; теперь она не была под каблуком своей сестры. Она целовалась по-настоящему, возможно, впервые в жизни. Нет, не со мной. Я просто шел попить из фонтанчика, а затем тихо ретировался, решив, что питье мое подождет. Кто это был, говорить нет ни малейшего смысла, это вообще ничего не значит; думаю, в это время Пру поцеловала бы даже Капитана, если бы он только стоял спокойно и не рыпался. Бедняжка Пру.

Нечего делать, приходилось ждать, пока, замедляясь, мы не приблизимся несколько к земному времени. Мы продолжали поддерживать связь с другими кораблями, ведь все они ускорялись по одной программе, и по этим сохранившимся линиям оживленно обсуждалась дилемма, о которой, похоже, никто заранее не подумал. С одной стороны, перерыв в связи не имел большого значения, докладывать нам особенно было нечего, пока мы не замедлимся и не начнем исследовать свои звезды, но, с другой стороны, он был очень важен: время, проведенное «Л.К.» при скорости света (ну, лишь не намного меньше) было очень кратким для нас, но там, на Земле, пройдет добрый десяток лет. Как мы выяснили позднее, Доктора Деверо и его коллег на других кораблях, а также дома, в Ф.Д.П., очень тревожила мысль, сколько телепатических пар останется (если вообще останется) в действии после такого промежутка времени. Их тревога имела под собой достаточно оснований. Уже было установлено, что идентичные близнецы практически никогда не бывали телепатами, если многие годы жили врозь. Именно это было еще одной причиной отбора молодых пар – в большинстве случаев взрослые близнецы разъезжаются. Но до этого момента мы не были «разделены» из-за проекта Лебенсраум. Конечно же, мы находились на невероятных расстояниях друг от друга, но каждая пара ежедневно вступала в контакт и практиковалась, что определялось системой ежедневных вахт, поддерживаемых даже тогда, когда передавать, кроме новостей с Земли, было нечего. Но как повлияет многолетний перерыв контакта на связь между близнецами?

Меня это не беспокоило; я про это ничего не знал. В ответ на мой вопрос о прекращении связи мистер О'Тул ответил что-то такое, из чего я сделал вывод, что через несколько недель по корабельному времени темпы времени у нас и на Земле сблизятся достаточно для того, чтобы связь возобновилась. А пока – никаких вахт, так что было не так уж и плохо. Я лег спать, стараясь не обращать внимания на визги, раздающиеся у меня в мозгу. Разбудил меня Пэт.

– Том, отвечай, Том, ты слышишь меня? Том, отвечай.

– (Эй, Пэт, я здесь.) – В мгновение ока я совершенно проснулся и, соскочив с койки, босиком стоял на полу в таком возбуждении, что едва был способен что-нибудь сказать.

– Том, Том. Как хорошо снова тебя услышать – ведь прошло уже два года, как я последний раз с тобой говорил.

– (Почему…) – Хотел было возразить я, но потом смолк. Для меня прошло меньше недели. А сколько времени прошло для Пэта, я мог узнать только поглядев на Гринвичский календарь и наведя справки в вычислительном центре.

– Том, дай я тебе расскажу, мне не терпится. Последние шесть недель меня держат в состоянии глубокого гипноза и под какими-то наркотиками. Вот сколько времени понадобилось мне, чтобы связаться с тобой. Врачи не решатся держать меня в таком виде еще слишком долго.