Гарм Видар - Потерянный рай

— Но ты был прав! Лучше мы его, чем он нас, — самодовольно разглагольствовал Клифски. — Я обсудил события с лейтенантом Харви, он сказал, что это была необходимая самооборона… Сейчас такие случаи — сплошь и рядом!

…гружёная вагонетка…

— …прекращено в административном порядке…

…и кровь на стенах!..

— Что с твоим лицом?! — испуганный голос Клифски едва проник в сознание Брайана, словно ему пришлось преодолевать океанскую толщу всепобеждающего психоза.

— Ничего, — хрипло пробормотал Брайан, — это у меня результат тяжёлого детства.

— Ну-ну, — подозрительно проворчал Клифски. — Всё шутки шутишь. Хиханьки-хахоньки! На большее кишка тонка?! Пи-са-тель! Всё лазишь — вынюхиваешь, а ведь всё равно писать не можешь. У тебя же идиосинкразия!

Лицо Клифски даже слегка порозовело от злобы и стало почти человеческим.

Брайан невольно хмыкнул и задумчиво покачал головой:

— А в клинике ты пробыл, видать, недостаточно.

Брайан повернулся к Клифски спиной и медленно пошёл к выходу, напряжённо ожидая, что ещё какой-нибудь стеллаж угрожающе накренится и…

Но ничего не произошло, лишь когда Брайан был уже в дверях, его догнал злобный клёкот:

— Пи-са-тель! Кому нужны твои мучительные потуги, если заранее известно, что плод будет мертворождённым?!

«Какие акушеры, такой и плод», — апатично подумал Брайан и, не оглядываясь, шагнул в дверной проём.

Когда он спускался по лестнице к выходу из здания магистрата, мысль, всё это время вызревавшая подспудно, приняла чёткую и ясную формулировку.

«Идиосинкразия! Его злоба — порождение идиосинкразии. Он не может прочесть то, что я пишу, и срабатывает защитный механизм: всё, что недосягаемо — считается «зелёным»! Но не это главное и не ему быть судьёй. Есть ещё Время — оно нас рассудит. Оно, если надо, и разоблачит. Вот например: по данным Берта первые случаи идиосинкразии имеют срок давности около двух лет, а Клифски болен ТРИ года! И что из этого вытекает?!» — Брайан увидел уличный телефонный автомат и решительно двинулся к нему.

— Алло, это редакция журнала «Шаровая молния»?

— Да. Чем можем быть вам полезны?

— Можно узнать, с кем я говорю?

— Конечно. С вами говорит один из ответственных редакторов, моё имя Клиф Клифски. Вы что-то хотели?

«Если бы знать, чего я хочу!» — Брайан повесил трубку и задумчиво огляделся по сторонам.

Город, такой знакомый — до оскомины, до тошноты, как надоевшая со времён счастливого детства манная каша — предстал перед его глазами как нечто новое, чудовищное и доселе невиданное.

В мягких сумерках весеннего вечера все улицы казались покрытыми толстым слоем пыли. Серой пыли!

В разных концах города то и дело взвывали сирены патрулей СПК. То здесь, то там можно было видеть крадущиеся вдоль домов тени со сверкающими в полумраке белыми глазами…

«В нашем городе почти не осталось детей! — Брайан мучительно потряс головой, силясь разрушить злые чары города-призрака, невидимыми щупальцами впивающегося в разум. — Да и женщины становятся всё большей редкостью».

…гружёная вагонетка…

Брайан опёрся спиной о здание магистрата, на котором крепился телефонный автомат.

…и кровь…

До новомодного здания редакции журнала «Шаровая молния» отсюда было минут десять ходьбы.

«Вряд ли этот заморыш успел преодолеть такое расстояние за время, пока я надумал позвонить, — Брайан криво усмехнулся. — И что же из этого следует?»

Когда Брайан пинком распахнул дверь, ведущую в кабинет редактора журнала «Шаровая молния», Клифски поднял голову от бумаг, разбросанных на столе.

— Ну?! Что ты хочешь от меня на этот раз? — голос у Клифски был визгливый, словно звук скребущего по стеклу ножа.

— Ты никогда не думал, что можешь силой обстоятельств оказаться известнейшей личностью нашего времени?

— Вошедшим в историю как гонитель величайшего таланта данного исторического периода? — зло оскалился Клифски.

— Мелко плаваешь, — спокойно сказал Брайан, — мне кажется, что ты, как минимум, можешь претендовать на роль… Минотавра при Сером Лабиринте.

— Бред! — презрительно фыркнул Клифски. — Твоя болезнь зашла слишком далеко!

— Я надеюсь всё же, что не так далеко, как у некоторых.

— Если ты опять со своими жалкими подозрениями насчёт идиосинкразии, то её у меня, вобщем-то, уже нет! — прошипел Клифски, чем-то напомнив Брайану ручку со стола Берта, внезапно обернувшуюся змеёй. — Я читаю ваши паршивые тексты!!!

— Я знаю, — спокойно сказал Брайан, — у тебя более запущенный случай идиосинкразии, у тебя — идиосинкразия смысловая.

— Нет никакого смысла в ваших жалких потугах! — взвизгнул Клифски. — Нет! Нет и нет!

— Я только одного не понимаю, — не обращая внимания на истерику Клифски, спокойно произнёс Брайан, — почему всё это стало так остро ощущаться именно сейчас? Что изменилось, что возникло такого, отчего твоя болезнь вдруг обернулась катастрофой для всех жителей нашего Города? Ведь Серый Лабиринт наверняка существовал и раньше. И ваш симбиоз…

— Нет никакого симбиоза!!! Нет никакого Лабиринта!!! Ничего нет!!! — на посиневших губах Клифски появились хлопья пены. — И литературы вашей не существует! Умерла она… Разум её убил! А я… — Клифски внезапно выпучил глаза, словно пришёл в ужас от собственных мыслей, и с натугой выпалил: — А я — уничтожу разум!

Выдав эту сногсшибательную тираду, Клифски рухнул на пол, глаза его побелели, а губы стали сухими и синими.

— Вы что же, Брайан, ухлопали его? — эта фраза, произнесённая совершенно спокойным голосом, заставила Брайана резко развернуться. В дверях, привалившись плечом к косяку, стоял лейтенйнт Харви, не торопясь прикуривавший сигарету.

— Нет, — хмуро буркнул Брайан.

— Жаль, — холодно усмехнулся Харви, — это бы сузило круг подозреваемых, и я бы точно знал, кого надо арестовать. — Лейтенант затянулся, всё так же не торопясь подошёл и склонился над распростёртым на полу телом Клифски. — Действительно, всё ещё живой, — хмыкнул он, медленно распрямляясь. — Похоже, что у него вульгарный обморок. За что он вас так ненавидит, Брайан?

— За то, — хмыкнул в ответ Брайан, — что моя идиосинкразия не распространяется на возможность оценить результирующую комплексов, которые грызут его мелкими бесами изнутри.

— Вы всегда выражаетесь столь витиевато? — Харви вновь наклонился к телу Клифски и, рывком приподняв, водрузил его в кресло.

Клифски тяжело застонал и оскалился, но глаз не открыл.

— Нет, — угрюмо хмыкнул Брайан, — обычно я стараюсь приспособиться к интеллектуальному уровню собеседника.

— Я думаю всё же, что идиосинкразии тут ни при чём, виной всему ваш язык, — Харви окинул скептическим взглядом фигуру Клифски, скрючившегося в кресле, словно скульптор, оценивающй не самый удачный свой шедевр. — Если вы добровольно его укоротите, то тем самым удлините свою жизнь.