Гарм Видар - Потерянный рай

— Перестань! — хрипло вьщавил Брайан.

Берт прикрыл глаза тяжёлыми припухшими веками (Брайан сразу же почувствовал, как стало легче дышать) и устало сказал:

— Я хотел продемонстрировать тебе наглядно, что на информационном уровне легко могут передаваться вещи чисто соматического плана, вызывая, на первых порах, функциональные нарушения, а в дальнейшем, возможно, и органические.

— Как это? — не понял Брайан.

— Очень просто, — буркнул Берт. — Я, например, могу внушить тебе «ожог», со всей симптоматикой и дальнейшим некрозом «обожжённого» участка кожи.

— Погоди-погоди, — встрепенулся Брайан, — ты хочешь сказать, что кто-нибудь специально…

— Нет, — сказал Берт, вставая и отправляясь к бару за новой бутылкой, — я хочу сказать: вполне вероятно, что среди обилия штампуемых вами шедевров есть некие подспудные течения, провоцирующие нынешнюю эпидемию. Информационно-интеллектуальная инфекция. Аналог, — на информационном уровне — синдрома иммунодефицита. Или, если тебе так будет понятнее, аналог компьютерного вируса, со всеми вытекающими последствиями. Компьютер — в нашем случае человеческий мозг, получивший дозу заражённой информации, оказывается инфицированным. Теперь к каким бы информационным блокам ни происходило обращение, вновь и вновь вирус будет заражать ранее совершенно безопасные слои информации. Ну и, естественно, при общении с вирусоносителем тоже происходит заражение.

Берт разлил по рюмкам принесённый коньяк и вновь погрузился в кресло. Брайан несколько секунд ошарашенно молчал.

— Но ведь это справедливо для компьютеров, а мы — люди, — наконец не совсем уверенно произнёс Брайан.

Берт хмыкнул и окинул Брайана насмешливым взглядом.

— Какая патетика! Между прочим, эта версия не столь уж оригинальна и неожиданна. Вспомни хотя бы, как легко эти ЛЮДИ (я понимаю, тебя, конечно, как литератора, коробит соседство таких слов, как человек, душа, мышление и компьютер) заражаются всевозможными бредовыми идеями, как-то: национализм, фашизм, охота за ведьмами… Причём заражение происходит тем успешнее, чем более массово ставится эксперимент. Это происходит потому, что один ты ещё как-то можешь противостоять локальному источнику заражения, а в толпе — процесс нарастает лавинообразно.

— Но если это случалось и раньше, — растерянно улыбнулся Брайан, — значит, всё не так уж безнадёжно?

— Я недаром привёл сравнение с синдромом иммунодефицита, — Берт пригубил коньяк и закурил новую сигарету.

Брайан мужественно перенёс паузу, и Берт невозмутимо подытожил:

— Вирусы со временем мутируют, приобретая новые свойства, позволяющие им легче адаптироваться и помогающие им успешнее выживать и размножаться. Поэтому на каком-то этапе для лечения достаточно было всего лишь психотерапевтической беседы, потом в ход пошёл гипноз, а теперь мы сталкиваемся с такими случаями, когда после сеанса мы получаем из больного и здорового (я имею в виду врача) — двух больных, а не двух здоровых.

— Но тогда, — Брайан мучительно помассировал виски ладонями, — тогда единственный выход — добровольная самоизоляция.

— Это не выход, — мрачно буркнул Берт, — а тупик. Политика страуса.

— Если всё это правда, это же ужасно!

— А кто здесь говорил, что это прекрасно? Хотя, как ни парадоксально, некоторые умудряются извлекать и из этого пользу… для себя.

— Но, — как сомнамбула, уставившись в одну точку, произнёс Брайан, — неужели не существует других версий, не столь безнадёжных?

— Почему не существует, — нехотя проворчал Берт, прихлёбывая коньяк, словно остывший чай, — существует. И не одна. Например, тебе, без сомнения, должна понравиться версия о каменном лабиринте.

— О каменном лабиринте?

— Не повторяй за мной окончания фраз, — буркнул Берт, — потому что ты начинаешь напоминать мне больного попугая.

— Почему больного?

— Потому, что здоровая птица не выглядит столь ощипанной.

Брайан невольно глянул на свои ободранные колени игриво выглядывающие из дырявых штанин.

— Так что там за каменный лабиринт? — нетерпеливо спросил Брайан.

— Ходят упорные слухи, в основном, правда, поддерживаемые моими пациентами, что под нашим городом находится огромный лабиринт. Его стены будто бы выложены из серого камня. Когда и кем он построен, неизвестно. Может, он был в недрах ещё до того, как над ним начали возводить город. Но камень этот, якобы, обладает удивительным свойством: вместе со сложной системой коридоров он способен впитывать и гасить информационные потоки. То, что попало в эти серые коридоры, гибнет в них навсегда… Возможно, весь лабиринт когда-то был задуман как своеобразное хранилище информации, а вовсе не как кладбище или монстр, пожирающий всё на своём пути. Но с недавнего времени кто-то может случайно, а может, и нет, открыл несколько люков в вентиляционных шахтах, и жадные рты стали всасывать потоки информации, оставляя на поверхности лишь интеллектуальный вакуум…

— А я и не знал, что ты не только врач, но и поэт, — ухмыльнулся Брайан.

Берт молча уставился на него тяжёлым оценивающим взглядом, а потом сухо сказал:

— Зная тебя, я почти уверен, что ты сам докопаешься до истины. И тогда мы поглядим, кто из нас поэт, кто врач, а кто… пациент. Только боюсь, что в этот раз даже твоего таланта — по костям идти к истине — может оказаться недостаточно. Да и жизнь тебя уже основательно потрепала… Силёнок может не хватить.

— Тогда обещаю, — слабо улыбнулся Брайан, — что первым врачом, который будет допущен к моим бренным останкам, будешь — ты. Ты придёшь и спасёшь меня.

— Я могу не успеть, — спокойно сказал Берт.

— Ничего, я постараюсь не загнуться до твоего прибытия.

— Ну-ну, — скептично буркнул Берт.

Брайан встал и устало пробормотал:

— Однако, пора и честь знать.

— Да уж, — хмыкнул Берт, — к твоему имиджу это добавит привкус экзотики.

Брайан почти весело улыбнулся и направился к двери. На пороге его догнала фраза Берта, сказанная небрежным тоном, слишком уж небрежным, чтобы не обратить на неё особого внимания:

— Если бы я был на твоём месте, я бы для начала заглянул в магистрат и полистал старые планы города. Только… будь осторожен. — И после небольшой паузы, мрачно: — Дверь не забудь за собой закрыть. Терпеть не могу сквозняков!

Брайан оглянулся, но лицо Берта было окутано дымом очередной сигареты так, что выражение его глаз всё равно рассмотреть было невозможно.

Брайан автоматически кивнул и вышел.

Стараясь не переходить с умеренной рыси на бег, Брайан добрался до машины, припаркованной прямо возле подъезда и, поспешно нырнув за руль, погнал сквозь ночь, шкурой чуя горящие ненавистью глаза, пялящиеся на него из мрака.