К Вентвортс - Вновь рожденный

Моя лучшая подруга, Гармония, хотела прийти ко мне позаниматься, поэтому я позвонила домой и спросила Иисуса, что будет на обед. Он сказал, что не знает и что ему все равно. Поскольку он постился, то не выходил из своей ниши в гостиной, даже когда мама готовила его любимую лазанью. Говорил, что ему нужно думать о более важных вещах, таких, например, как состояние его бессмертной души.

Иисус все время разглагольствовал о душе. Если бы мама знала, каким занудой он станет, когда научится говорить, она бы никогда не решилась взять кредит на приобретение дурацкого клона Сына Божьего. Я бы на ее месте купила блестящий чёрный «Хаммер», но в то время мне было только два года и моего мнения никто не спрашивал.

Отец ушел от нас, когда мне было десять, а Иисусу — восемь. Сказал, что с него хватит. Даже в восемь лет Иисус уже всех изводил, без конца таская домой сбитых на дороге котят, чтобы воскресить их из мертвых.

Гармония считала, что иметь дома собственного Иисуса это кошмар: все равно что жить в церкви и вместо апельсинового сока пить за завтраком святую воду. Но она была католичка, и ей каждое воскресенье приходилось слушать проповеди священников о бизнесе по клонированию святых. Трудненько не поддаться. Правда, хотя вся эта жуткая неразбериха началась с Туринской плащаницы, Гармония считала, что виной тут выдумка протестантских ученых, которую мы теперь и расхлебываем. Лучшая моя подруга иногда бывала просто невыносимой.

Иисусу Гармония тоже не нравилась. Она всегда ему грубила, к тому же её черные, всегда стоящие торчком, в виде шипов, волосы напоминали ему гвозди — а не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, как Иисус относится к гвоздям. Когда она приходила, он всегда бурчал что-нибудь вроде «пустите детей приходить ко мне» [2] Марк 10:14: «Увидев [то], Иисус вознегодовал и сказал им: пустите детей приходить ко мне и не препятствуйте им, ибо у таковых есть Царствие Небесное». . Гармония бесилась и обращала его внимание на то, что ей семнадцать и она не ребенок. А Иисус только улыбался с умным видом, как будто не был на целых два года младше.

В тот день, после школы, мы с Гармонией зашли домой через заднюю дверь и свалили наши книги на стол. В кухне до сих пор пахло беконом с завтрака, но куча грязной посуды в раковине Иисуса ничуть не заботила. Как можно было целый день сидеть дома и палец о палец не ударить? Не могу поверить, что мы до сих пор вносим за него платежи. С таким же успехом мама могла бы просто сжечь эти деньги.

Мне нужно было делать тригонометрию, а Гармонии — дописать сочинение по «Алой букве», самой бессмысленной повести на свете. Свое я уже сдала. Написала, что Эстер крутила со священником. Ну и что с того? Она была молодая, почему бы ей не провести хорошо время? Этим пуританским ребятам стоило бы вовремя избавиться от своих задвигов.

За кухонной стойкой Иисус аж скосил глаза к носу, пялясь на стакан с водой. Прыщи у него снова расцвели буйным цветом, а волосы были длинные и нечесаные — в подражание сами знаете кому. Ему тоже стоило избавиться от своих задвигов.

— С этой водой ничего не произойдет, — сказала я, просто чтобы поддеть.

— Заткнись, Бейли! — ответил он, обороняясь. — Она уже розовеет.

— Ага, конечно.

Гармония пролистала «Алую букву», затем мрачно уставилась в текст.

— Каждый раз, когда я пытаюсь это прочитать, мне хочется врезать этой самой Эстер, — начала она. — Почему бы ей просто не сказать этим придуркам, чтобы они…

— Терпимость, — произнес Иисус. Он принял величавый вид, который долго репетировал. — Не судите, да не судимы будете.

— Слушай, передохни немного! — Гармония свирепо посмотрела через плечо на его тощий зад. — Разве ты не должен сидеть у себя в конуре?

Он взял стакан и выпил жидкость.

— Да, определенно вино, — отметил он, — отличное, настоящее каберне.

— Это называется не конура, а ниша, — сказала я, — она для раздумий и молитв. И он не обязан там сидеть, если сам не захочет. — Я открыла учебник по тригонометрии и вытащила листок с наполовину решенными задачами. — Он не раб.

— Но и не нормальный человек, Бейли, — заявила Гармония. — Иначе он должен был бы ходить в школу, как мы с тобой.

Вообще-то первые несколько клонов Иисуса ходили в школу, но власти быстро решили, что их присутствие «мешало учебному процессу». Мама попыталась записать его в технический колледж учиться на плотника, но он отказался прийти даже на первое занятие, так что теперь наш Иисус совершенствовался дома. Порой.

Мы позанимались с полчаса, пока Иисус развлекался себе в кладовке, кроша кусочки хлеба, чтобы проверить, сможет ли он приумножить хотя бы крошки.

В конце концов у меня в глазах зарябило от цифр и мозга за мозгу зашла. Я больше не могла.

— Поеду в «Пирсинг что надо» в торговом комплексе, сделаю еще один прокол, — сказала я. — У Лейни Эндрюс теперь тоже по четыре дырки в ушах, и я сдохну, если не сделаю пятую раньше неё.

— Разве директор Уингейт не предупреждал, что не допускается больше трех проколов? — Гармония с шумом отодвинула стул. — Опять нарываешься? Хочешь, чтобы тебя снова послали домой?

— И это будет ужасно, не правда ли? — я потянулась и посмотрела на Иисуса. — Хочешь поехать?

— Тьфу ты! — буркнула Гармония.

Иисус отряхнул крошки с ладоней. Я заметила, что на нем были его лучшие вытертые джинсы, в меру мешковатые и обтрепанные, и новая оранжевая гавайская рубашка, стильно помятая. Он выглядел старше своего возраста, выше каждой из нас, и в сущности, смотрелся совсем неплохо для того, кто считается таким святым. Может, он это заранее подстроил?

Он улыбнулся, показав нам брекеты, — на каждом зубе виднелось крошечное изображение футбольного мяча.

— Там, кажется, есть фонтан в торговом центре?

— О нет! — простонала Гармония. Она выдавила мусс на свои черные волосы и пальцами укрепила фиксацию на «шипах». — Только не надо снова показывать этот дурацкий трюк с прогулками по воде. Это выглядит жалко!

— Обещай, — сказала я Иисусу, — никаких водных процедур — или не поедешь.

— В любом случае, я не смогу остаться надолго, — ответил он. — В пять у меня Группа.

— И я полагаю, ты хочешь, чтобы я тебя отвезла?

Он сунул руки в карманы.

— Можешь просто дать мне ключи от своей машины.

— Щас, — я закатила глаза, — бегу и тапочки теряю!

Несмотря на то, что Иисусу было пятнадцать и у него было учебное разрешение на вождение, мама не позволяла ему садиться за руль, даже когда сама была рядом. Он слишком много рисковал, потому что безоговорочно надеялся на Бога. Однако Бог ни разу пока не счел нужным вмешаться, и теперь, после двух угробленных машин, наш Иисус ходил пешком.