Владимир Контровский - Трудно быть богом обитаемого острова

— Я думал, всё будет по-другому, — Максим с отвращением отодвинул на край стола груду бумаг (глаза б мои на них не глядели!). — Сплошная болтовня, мнения-прения, а дела — настоящего дела — не видно.

— А чего ты, собственно, ожидал, если отбросить фантастические гипотезы о толпах угнетённых, радостно рвущих цепи в экстазе прозрения? — осведомился Рудольф. — Люди — это материя тонкая, они изменяются медленно, шаг за шагом, и слишком часто бывает так, что на один шаг вперёд приходится два шага назад. Ты надеялся сделать саракшиан равными нам, землянам-коммунарам, вот так сразу, одним махом?

— Я надеялся на выродков. Да, они разномастные, но ведь они все были противниками режима! Башен больше нет, выродки уже не корчатся от боли, их не преследуют, на них не охотятся, как на загнанных зверей, почему же тогда они ведут себя так пассивно?

— Если бы дело было только в башнях как таковых, тебе, как разрушителю Центра, можно было бы поставить золотой памятник в натуральную величину на главной площади столицы. А насчёт выродков… Ты никогда не задавал себе простой такой вопрос: а почему выродки за столько лет не были истреблены все до единого? При их уязвимости к излучению и полном бессилии под лучевым ударом технически это вполне осуществимо. Они никуда не могут спрятаться, им некуда бежать, и защиты от излучения не существует. Одна облава, вторая, пятая, десятая, и всё — нет больше выродков, они повыловлены, отправлены в лагеря, расстреляны. А дальше — процедура проверки реакции на излучение делается обязательной, и ни один новорождённый выродок даже не выползет из колыбели.

— Но ведь сами Неизвестные Отцы тоже были выродками, — возразил Максим, — им, как и любым смертным существам, нужна смена.

— Верно. Но подконтрольные дети элиты, которых заранее готовят к их будущей роли, не представляют собой угрозы режиму — ведь это их режим, они плоть от его плоти, и они пользуются всеми мыслимыми благами, предоставляемыми им этим режимом. А как быть с выродками-аутсайдерами?

— Я об этом как-то не задумывался…

— Я объясню. Среди выродков нет противников режима, точнее, они есть, но число их ничтожно — Тик Феску, Генерал, Аллу Зеф, покойный Гэл Кетшеф. Сама по себе особенность организма обитателя Саракша, делающая его болезненно восприимчивым к психотронному излучению, отнюдь не делает из него убеждённого противника диктаторского режима и борца с диктатурой. И большинство выродков, в том числе и среди подпольщиков, все эти годы спали и видели, как бы им попасть в ряды элиты, раз уж они от рождения обладают способностью критически мыслить и не теряют эту способность, когда все остальные млеют от наведённого экстаза. Больно? Ну что ж, за право властвовать приходится платить. А вот когда больно, а власти нет, это уже нестерпимо. И всё-таки они терпели, надеясь на лучшее.

Легальные выродки, вспомнил Максим, да, были ведь и такие. Тогда, во время моей первой и последней операции в рядах Легиона, вместе с группой Кетшефа мы взяли одного домовладельца, как бишь его, Рене Ноладу. Или Ноле Ренаду? Не помню имя, но помню, что он был выродком. И ещё там был какой-то выродок-уголовник, которого потом забрал к себе человек в штатском. Да, не все выродки были подпольщиками…

— Но они не просто терпели, — продолжал Сикорски, — они ещё и всячески старались выбиться наверх. И они продавали и предавали — трудно плыть против течения, по течению плыть гораздо легче. Выродки-аутсайдеры — это резерв выродков-властителей, из которого отбирались наиболее мерзкие экземпляры, как нельзя лучше подходившие для пополнения так называемой элиты. А кроме того, выродков держали специально, в качестве громоотвода. Несмотря на правильные речи с трибун, несмотря на радио, телевидение, газеты, рекламу, несмотря даже на излучение башен, копилось и копилось в людях раздражение, и требовало выхода — реальность не заменить миражами, и никакие башни не убедят голодного в том, что он сыт. И тут как нельзя кстати — выродки. Вот они, враги, вот они, во всем виноватые, ату их! Голодной и обманутой толпе бросали кусочек мяса, и люди немного успокаивались — до следующего раза. Вот по этим причинам выродки и жили, а кое-кто из них жил очень даже неплохо. И если бы выродков не было, их непременно бы придумали.

Свинство, подумал Мак, свинство непролазное. Грязь и подлость…

— Всё это подполье, — Рудольф устало потёр высокий лоб, — один большой балаган, театр кукол. Революционные романтики и фанатики-одиночки гибли, взрывая башни, их «злодеяния» показывали потом обывателям по телевидению во всех подробностях — тебе ли об этом не знать, — а подавляющее большинство подполья состояло из людей-марионеток, дергавшихся на ниточках в руках режиссёров-постановщиков. И выродки из подполья тоже выходили в элиту, как, например, Калу Мошенник, предшественник Тогу Говоруна. Оратор и пламенный трибун, борец против тирании, за свободу и счастье для всех и каждого быстро сменил амплуа, оказавшись при Отцах в Департаменте пропаганды, и демонстрирует свой яркий талант на другом поприще. Вернее, демонстрировал — до него добрался Вепрь, и я не стал мешать Тику Феску поговорить с Мошенником по душам. Так что зря ты надеялся на высокие нравственные качества подпольщиков, Максим, и на то, что они безоговорочно тебя поддержат. Они себе на уме, и посторонних советчиков-доброхотов не только не приемлют, но и считают их врагами, мешающими делать то, что они считают правильным. А массы… Не будет никакой вспышки праведной ярости обманутых и прозревших народных масс — думаю, ты в этом уже убедился. Диктатура Неизвестных Отцов была по-своему совершенна — совершенна в своём уродстве, бывает и такое. А теперь её нет, и люди растеряны: они не знают, что их ждёт, и не придётся ли им горько пожалеть о том, что Неизвестных Отцов, заботливых и мудрых, больше нет. Они карали? Да, карали, но они и заботились о своём народе, ночей не спали, можно сказать. Всё познаётся в сравнении, Мак.

Ирония, прозвучавшая в последних словах Рудольфа, не соответствовала мрачному выражению его лица, и Максим не мог понять, шутит Сикорски или говорит серьёзно.

— Так что же мне делать?

— На недостаток дел и забот нам с тобой, Мак, жаловаться не придётся. Мы займёмся упорядочиванием — кстати, придумал я, как будет называться твоя должность во Временном Совете, надо будет провести это предложение на ближайшем заседании. За наши северные границы можно не беспокоиться: я связывался с землянами-прогрессорами, работающими в Хонти, и развитие ситуации в неблагоприятном для нас направление заторможено — пока заторможено, а что будет через месяц, сказать трудно. И есть ещё экзотическая Пандея, от которой можно ожидать чего угодно, есть Дикий Юг, и есть Островная Империя с её белыми субмаринами. Но сегодня мы имеем возможность сосредоточиться на внутренних проблемах страны — проблем этих по горло.