Том Холланд - Раб своей жажды

Я неверяще таращился на него, нисколько, скажу вам, не смущаясь своего изумления.

- Боже ж ты мой! - прошептал я, понимая, как я недооценил этого человека.

Даже сейчас, тридцать лет спустя, воспоминание о моем презрении к нему заставляет меня краснеть, ибо, вне сомнения, профессор оказался одним из самых отчаянных храбрецов, каких мне только доводилось встречать, а в свое время я знавал многих славных вояк. Размыкая мои наручники, профессор рассказал, что несколько дней инкогнито находился в Каликшутре и что местные приняли его за одного из себе подобных. Он видел, как мы дрались на стене, и, когда нас схватили, позаботился о том, чтобы нас не заразили смертельной болезнью. А потом, прикинув, что старший сержант Кафф - самый сильный из нас, он оставил его прикованным там, где стена была наиболее слаба, и у его ног положил ключ от наших оков.

- Тогда я не мог вас освободить, - объяснил он, - ибо, как вы сами убедились, эти несчастные сильнее всего по ночам. Днем же совсем другое дело. К счастью, - сказал он, стряхивая цепи с моих запястий и оглядывая камеру, - все прошло так, как я рассчитывал.

- Но, Хури, - вступил Элиот, - если вы все это время были среди этих людей, почему они так и не обнаружили вас? Ведь болезнь дает им возможность чуять человеческую кровь.

Профессор Джьоти засмеялся:

- Сколько раз я говорил вам, что там, где наука бессильна, за дело берется фольклор.

Глаза Элиота засверкали, как у ястреба.

- Продолжайте.

- Вы сейчас чуете меня? Как вы считаете, от меня изрядно несет?

- Да. От вас пахнет, как от браминов, что обычно живут у подножия гор.

- Это потому, что я сидел у их ног и учился у них.

Профессор снял с пояса сумку и открыл ее. Как только мы заглянули в нее, нам в ноздри ударила нестерпимая вонь. Я увидел что-то напоминающее труху растения, белую и влажную, после чего отвернулся, не в силах больше выносить смердения. Но Элиот настолько заинтересовался, что сунул палец в сумку и вынес месиво на свет.

- Что это? - спросил он.

- Большая редкость, высоко ценится в деревнях Востока. По-английски это растение называется "киргизское серебро".

- А есть у него научное наименование? - нахмурился Элиот.

- He слышал о таком* (Мне не удалось найти никаких сообщений о таком растении. Киргизская пустыня, однако, - родина чеснока. Интересно, не было ли растение профессора Джьоти разновидностью этой весьма пахучей луковицы?). И вообще, по-моему, об этом растении знают лишь брамины. Профессор тряхнул головой и улыбнулся. - Потрите этой штукой лоб.

Элиот повиновался.

- Ну вот, - сказал профессор. - Теперь эти существа не смогут вас учуять. Легенда старая, но, как я доказал, весьма правдивая.

Он снова раскрыл сумку.

- Все вы должны намазаться этим. Нет, погуще, погуще, - пояснил он, когда я слегка мазнул себя по щеке. - Иначе... иначе у нас не будет никакой надежды выбраться отсюда.

К этому времени все мы освободились от своих оков и были готовы повиноваться приказам профессора. Однако перед уходом Элиот настоял на том, чтобы осмотреть всех нас. Я спросил его, что он ищет.

- Следы укусов или царапины, - ответил доктор, внимательно рассматривая мою грудь.

- Но ведь если бы болезнь проникла в нашу кровь, мы бы уже знали об этом.

- Необязательно, - вмешался профессор Джьоти. - Все зависит от силы духа жертвы. Я знал человека, продержавшегося почти две недели.

- Две недели? Боже милостивый! И кто же это был?

- Разве вы не помните? - удивился профессор Джьоти. - Ведь полковник Роулинсон упоминал вам о нем.

- Ну конечно! - вскричал я, щелкая пальцами. - Тот агент, ну, который...

- Застрелился. Да, капитан, - кивнул профессор Джьоти и пристально взглянул мне в глаза, - Это был мой брат.

Он опустил голову, повернулся и вышел из камеры. Я не пытался последовать за ним, но сочувствовал ему. Значит, его брат был таким же храбрецом. "Замечательная пара, - подумал я. - Да, замечательная пара!"

Мы вновь встретились с профессором, когда Элиот признал всех нас здоровыми. Темница наша располагалась под землей и, выбираясь по ступенькам на дневной свет, - а я уж думал, что никогда не увижу солнце, - я сразу узнал, куда дикари привели нас. Позади высился разрушенный храм, через который мы пришли накануне ночью, а впереди возвышались гигантские статуи и пустой трон. Оттуда несло запекшейся кровью, и там кишели мухи. Я взглянул на трон - кровь и внутренности на нем казались куда свежее, чем то, чего я коснулся предыдущей ночью. Все мы невольно зажали руками рты.

- Что это? - ненароком спросил старший сержант.

- Останки жертв, принесенных прошлой ночью, - медленно проговорил Элиот. - Посмотрите туда... - Он указал на огромную золотую чашу. - Помните ее? В нее собирали останки. Угощение для Кали.

Он повернулся к профессору:

- Верно, Хури? Этот пустой трон - трон Кали, не так ли?

Профессор Джьоти вскинул голову:

- Мы можем так предполагать... - 0н обвел рукой статуи шести женщин. Хотя взгляните на эти фигуры. Согласно легендам горцев, они охраняют святыню богини, охраняют в отсутствие своей владычицы, а когда она возвращается, стражницы пропадают. Хорошо, что они здесь. Это дает основание предположить, что сама Кали отсутствует...

- Послушайте, старина, - запротестовал я. - Вы так говорите об этой женщине, что можно подумать, будто она существует в действительности.

- Действительность? - профессор улыбнулся и развел руками. - А что мы понимаем под "действительностью"?

- Черт меня побери, если я знаю. Вы профессор, вы нам и скажите.

- Если Кали существует - если, - голос его дрогнул, - то тогда она нечто ужасное. Нечто вне человеческого понимания.

Некоторое время мы молча смотрели на профессора, затем старший сержант вежливо прокашлялся.

- И эта леди, если ее здесь нет...

- Да?

- Тогда, сэр, где же она может быть?

- А-а, - пожал плечами профессор. - Это, совершенно другой вопрос. Но сейчас ее тут нет, и это самое важное. Так что, - вдруг рассмеялся он, - в путь, друзья. Давайте воспользуемся нашим преимуществом и покинем это место как можно скорее.

И мы отправились в путь. Казалось, все вокруг заброшено, но, как и раньше, мы шли с осторожностью - хоть нас и нельзя было учуять, нас можно было увидеть. Мы шли довольно бодро, и Элиот, как я заметил, вскоре начал отставать.

- В чем дело, старина? - спросил я его.

- О, ничего, - ответил он, - только вот нога меня беспокоит.

Я взглянул на его ногу. Копье, видимо, оставило довольно глубокую и болезненную рану. Но доктор уверил меня, что все в порядке, и мы продолжили путь, хотя Элиот шел все медленнее и медленнее. Наконец он рухнул, и, вновь осмотрев его рану, я понял, что она гораздо серьезнее, чем он сам считает. Было совершенно ясно, что некоторое время он не сможет идти дальше.