Михал Айваз - Парадоксы Зенона

– Ну что, как там с элейским стадионом?

Выражение легкого транса, в который чем дальше, тем больше вводил ее собственный рассказ, моментально исчезло с лица девушки.

– Мы так и не смогли выяснить, что Зенон имел в виду, – сказал студент, пытаясь вытащить руку из рукава куртки, в котором застряли складки его толстого свитера, – все замерзли, и большинство вернулось в пивную. А мы попробовали изобразить Ахилла и черепаху и добрались досюда.

– Ничего страшного, – утешила их девушка со светлыми волосами, – в прошлом семестре я делала доклад о диалоге Платона «Парменид», так в нем Сократ говорит Зенону, что его слова и слова Парменида недоступны разуму остальных людей. Зенон там даже утверждает, что сочинение, где он излагает свои апории, не стоит принимать всерьез, так как написал его в ранней молодости в приступе воинствующей неприязни к противникам учения о едином сущем. Он даже вроде бы не хотел его обнародовать, но кто-то у него сочинение украл.

Мне подумалось – удивительно, ведь не случись в южной Италии этой давней кражи, мы бы не бегали сегодня вечером по Угольному рынку, чтобы оживить схему, которую нарисовал Александр из Афросиады в египетских садах, и я бы не сидел в этой полутемной комнате и не слушал рассказ о морском городе. Я боялся, что юноша с девушкой захотят подсесть к нам и снова станут говорить о Зеноне Элейском. Я любил Зенона, мне нравилась его способность находить странные линейные и однонаправленные лабиринты даже на самых коротких и, казалось бы, простых участках наших путей; я ценил этот плутовской способ подготовить встречу с единственным сияющим и удивительным бытием, но сейчас мне хотелось дослушать рассказ о морском городе. К счастью, однокурсники девушки сели в соседний отсек, где их не было видно. Собака легла, положила голову на пол и закрыла глаза.

– Перед вечерним празднеством астроном отдыхал в своей комнате в доме королевского советника, – продолжала рассказ девушка, и в ее голосе снова слышались то же спокойствие и монотонность, что звучали в нем прежде. – Он лежал в постели и не думал ни о чем, он позволил сознанию возрождать картины, виденные им в этот день и смешавшиеся с картинами последних дней, проведенных в Праге. Медленно темнело, на стене сумеречной комнаты отражались отблески света с морской глади. Потом он услышал стук в дверь, и в комнату вплыл его хозяин; пора было отправляться на праздник. Они плыли по лагуне, на которой качались корабли с праздничной иллюминацией. К колоннам королевского дворца со стороны, выходящей к храму, была прикреплена тяжелыми цепями плавучая трибуна, на ступеньках которой сидели мужчины и женщины в белых рубашках с золотыми украшениями, посередине занимали свои места король и верховный жрец. К советнику и астроному подплыл распорядитель и проводил их на отведенные им места. Все смотрели на ровный белый фасад храма. Морская гладь между трибуной и храмом была единственным местом, куда не могло вплыть судно, – в этом месте плавали двенадцать юных девушек в белых купальных костюмах, каждая из них держала в руках какую-то закрытую емкость. Астроном сидел неподалеку от короля; он заметил, что на столе перед королем лежит рельефное изображение медузы со множеством скрученных и переплетенных щупальцев. Из задней части рельефа тянулись под воду какие-то веревки.

Послышался голос труб, и все стихло. Астроном увидел, как король дотронулся до одного из щупальцев; внезапно из моря показался фонарь на высокой металлической ноге и поднялся вверх; скоро в нем загорелся голубой свет, лучи которого падали на фасад храма. В напряженной тишине был слышен лишь плеск воды. Король передал рельеф первосвященнику, и тот стал нажимать на концы разных щупальцев. Когда он дотрагивался до щупальца, из морских глубин между трибуной и храмом выныривала в определенном месте капитель тонкой каменной колонны; с нее свешивались длинные пучки водорослей, с которых стекала вода. Девушка, находившаяся ближе всех к очередной капители, быстро подплывала и забиралась на нее; пока колонна поднималась, она очищала ее от водорослей и раковин, а потом открывала крышку сосуда и поливала капитель черной жидкостью. Обычно девушки успевали закончить свою работу только тогда, когда верхушка уже описывала почти всю дугу, по которой поднималась, и почти касалась храмовой стены. Это было довольно опасно – девушек могло расплющить о стену, но каждой из них удавалось вовремя спрыгнуть в море. Раздавался сильный удар: это капитель ударяла в стену храма, и сразу же слышался плеск – девушка падала в воду. Капитель снова отходила от стены, и колонна опускалась обратно в море. На стене оставался черный отпечаток – непонятный знак в виде извивающейся линии. Черные символы были так сложны, что астроному казалось невозможным отличить их друг от друга. Так постепенно на фасаде храма рождался текст, и скоро это невнятное сообщение уже заняло всю стену. Советник короля наклонился к астроному и шепнул ему, что текст написан шифром, который разбирают только король, верховный жрец и богиня. Он сказал, что надпись в сезон муссонов смоют дожди и, прежде чем наступит время нового празднества, стена снова будет чистой. Астроном спросил, о чем этот текст, но советник короля сказал, что люди могут только догадываться об этом; одни говорят, что это апокалиптическая песня о том, как однажды утром на горизонте покажутся черные каменные тучи, несущие огромные золотые изваяния ангелов с воздетыми мечами, ослепительно сияющие на солнце; другие считают, что текст – это древняя ода забытому старому божеству, которое живет на морском дне на склонах подводных гор и имеет вид огромной актинии размером со взрослого человека.

Когда все колонны опустились под морскую гладь и голубой фонарь погас и тоже погрузился в воду, девушки уплыли. Верховный жрец сошел к морю, сел в приготовленную лодку и направился в центр пустой лагуны. В наступившей тишине был слышен только плеск весел, погружающихся в воду, и иногда – позвякивание золотых украшений. В морских недрах загорелся фиолетовый свет, который все усиливался, потом из воды вынырнули голова и плечи молодой девушки. Девушка взялась рукой за край лодки; на ней было сборчатое серо-розовое платье, которое колыхала вода, ее ожерелье и браслеты на обеих руках испускали фиолетовое сияние. Жрец опустился на колени и протянул ей маленькую коробочку, украшенную драгоценными камнями. Астроном шепотом спросил у советника, не богиня ли это. Тот кивнул и приложил палец к губам. Жрец и богиня разговаривали около четверти часа, потом девушка исчезла под водой; фиолетовый свет все тускнел и тускнел, пока совсем не пропал в глубине. Началось всеобщее ликование, и зазвучала музыка, праздник разлился по лагуне и морским улицам. Когда астроном ложился спать в свою постель, под окном еще звучала музыка и раздавались радостные голоса.