Журнал «Если» - «Если», 2009 № 04

— Это слова из пьесы Молиеровой «Скупец», — тут же объяснил Иванов, уже привычный сразу гасить зарождавшиеся ссоры. — Смехотворны же они вот почему. У скупца Гарпагона есть сынок, которому строгий папаша не дает денег. И вот они с продувным лакеем выдумали, будто сынок тот пошел поглядеть галеру, зашедшую в порт, и был на ней увезен и продан в рабство, что ли. Тот лакей-пройдоха прибежал к Гарпагону просить денег на выкуп. Но, что бы он ни толковал, каких страстей ни нагородил, у папаши на все был один ответ: «Кой черт занес его на это галеру!» Когда он в десятый раз этак отвечает, уже сил никаких нет смеяться. Бывало, в партере зрители с кресел валились…

— Время, господа, — негромко сказал Бахтин. — Не передумали, Бушуев?

— Мое слово крепко, — отвечал я.

Так и вышло, что, соответственно приказу фон Моллера, около полуночи в рейд пошел наш отряд, возглавляемый «Бешеным корытом», на носу коего рядом с полупудовым единорогом, Ванечкой Савельевым и канонирами стоял также и я в своем черном гусарском доломане, при ментике за спиной, в кивере с медной бляхой, на которой с трудом различался рижский герб, с заряженным карабином и верной своей саблей.

«Бешеное корыто», выйдя на середину реки, повернуло и, оставив по левую руку мелкие никчемные островки, двинулось к устью. За нами шла вторая канонерская лодка, бывшая под командованием Бахтина, а уж за ней — остальные полтора десятка.

Данила Калинин поместился в середине первой лодки и нашел там себе какого-то собеседника. Я же принужден был довольствоваться собственным обществом — даже Ванечка Савельев не проявлял ко мне любопытства. Моряки всячески показывали, что я на «Бешеном корыте» чужой и взят в плавание ради курьеза, а то и развлечения — как старые барыни берут с собой в карету мосек, арапчат и попугаев. Кто-то даже произнес у меня за спиной довольно внятно:

— Из гусара матрос, что из гнилого фала новый трос… Тихий смешок пробежал по лодке и стих.

Я не стал задираться, потому что знал — когда настанет время переведаться с врагом, моя сабля будет куда как пошустрее их кортиков. Да и стрелок я неплохой. К тому же возмущение мое было бы на руку Бахтину — он так начнет унимать своих матросов, приказывая им не трогать убогого, что впору будет звать его на поединок.

Негромкие разговоры и мерный плеск весел наконец заворожили меня, всякие помышления исчезли из головы моей, и я невольно задремал. Часа этак через три я услышал голос Бахтина, отдававшего команды. «Бешеное корыто» сворачивало в старицу. Я, предчувствуя бурные и странные события, усилием воли прогнал сон.

«Бешеное корыто» уже прошло по старице куда более двухсот саженей — и ничего не произошло.

— Ну что, Калинин? Где твои зеленые черти? — спросил Бахтин. — Лодочникам спьяну померещились, а ты, разумный человек, в купеческом звании…

Тут что-то крепко ударило в борт «Бешеного корыта» — и лодка встала. От неожиданности я полетел на канонира, а гребцы сбились.

Бахтин прикрикнул на свою команду, весла разом вознеслись и ударили по темной воде. Они могли бы так ударять до второго пришествия — лодка не продвигалась ни на шаг.

— Нет, братцы, это не коряга, — сказал озадаченный Иванов. — Корягу мы бы и не заметили.

— И не мель — откуда бы тут мели взяться? — добавил Никольский.

— Что скажешь, Бахтин?

— Похоже на подводные цепи или рогатки, — молвил капитан-лейтенант. — Ну-ка, Кочетов, потычь там веслом в воду!

Матрос вытащил из уключины длинное весло и, нелюбезно отстранив меня, встал на носу и выполнил приказание. Но ткнул он всего дважды. Весло вырвалось из его рук и, пролетев по воздуху саженей с десяток, плюхнулось на воду.

— Кочетов, свистать тебя в сорок дудок полковым строем! — закричал Никольский.

— Это не я, господин мичман! — воскликнул перепуганный матрос.

— Оно само!

— Назад, господин капитан, назад скорее! Не то вылезет, за нас примется! — заголосил купец. — Оно это, вот те крест, оно!

— У меня приказ, и я обязан его выполнить, — отрубил Бахтин. — Что бы там на дне ни торчало!

Громкое бульканье, как если бы со дна пошли большие пузыри, было ему ответом. В лодке притихли, а бульканье это все более делалось похожим на смех.

Бахтин перебежал на нос, ему подали другое весло, и он самолично стал тыкать туда, где, по его мнению, была незримая препона. Канонир, высоко подняв фонарь, светил ему. И на сей раз вышло то же: дважды ткнул, а на третий раз весло вырвалось из рук, но не просто улетело в другую сторону, а еще и замерло в воздухе.

В неярком фонарном свете я увидел то, о чем толковал мне мой Васька: за лопасть держалась крупная зеленая лапа.

Но Бахтин не успел ее разглядеть — он, резко повернувшись к канониру, приказывал заряжать единорог, чтобы пальнуть в воду.

— Стойте, Бахтин! — закричал я, хватая его за руку.

— Пустите, Бушуев!

— Нельзя туда стрелять!

— На этом корыте капитан покамест я!

— После выстрела от корыта останутся одни щепки!

— Бушуев, уйдите с носа, — ледяным голосом и с ледяной злостью во взоре приказал Бахтин. — Вот только еще отставные гусары не учили меня, как проводить судно через дурацкую протоку! Меня, капитан-лейтенанта шхерного флота!

— Вы, Бахтин, в шхерном флоте всего-то три года! Как вернулись с матросами никому более не нужной сенявинской эскадры, что чуть не год без дела в Портсмуте простояла, так с горя в шхерный флот подались! — отвечал я. И это была чистая правда — я случайно слышал разговор между Никольским и Ивановым, хотя менее всего желал пускать полученные сведения в ход.

— Бушуев, за такие слова следует отвечать как положено офицеру!

— Разве я солгал?

Положение мое было самое отчаянное. Я и сам себе не верил — зеленая лапа могла ведь и померещиться. Однако странные полеты обоих весел над водой доказывали — есть некая сила, не желающая нашего присутствия в старице. Называть эту силу чертом вслух я не мог — поднялась бы такая паника, что приказ фон Моллера наверняка бы остался невыполненным. А иначе объяснить свою просьбу отказаться от выстрела я никак не мог.

Бахтин, сдается, очень хотел зарядить единорог моей головой, но сдержался.

— Бушуев, я вас прошу перейти на другую лодку, — сказал он строго.

— Как угодно. Однако я возьму с собой Калинина — вы можете рисковать жизнью матросов своих, сколько вам угодно, он же человек не военный. Велите подойти другой лодке, — отвечал я хладнокровно. — Калинин, поднимайся!

Вторая канонерская лодка вышла из строя и прошла вперед, чтобы стать борт о борт с «Бешеным корытом». Но ей это не удалось — та же подводная сила удержала ее на таком расстоянии, что человек с поврежденным коленом не смог бы перепрыгнуть, и все усилия гребцов оказались тщетны.