Журнал «Если» - «Если», 2007 № 02

— Но, капитан, согласитесь: есть вещи, с которыми нельзя не бороться!

— Например?

— Глупость. Злоба. Несправедливость.

— Все, что вы перечислили, — с горечью перебил он, — является неотъемлемой частью мироустройства. Такова природа вещей, и мы не в силах ее изменить.

— И вы не стали бы даже пытаться? — спросила Сьюзен.

— Жизнь — вещь жестокая. Только глупцы могут верить в справедливость. И тех, кто пытается за нее бороться, не ждет ничего, кроме крушения иллюзий.

— Быть может, у вас это действительно так, — медленно сказала Сьюзен, — но мы, люди, устроены иначе. Мы способны даже мириться со злом, покуда нам кажется, что оно нами заслужено. Каждый человек постоянно борется за справедливость — и для себя, и для общества в целом. А если бы вы нам позволили, мы боролись бы за справедливость и для вас!

— Значит, свойственные человечеству агрессивность и непокорность объясняются исключительно заботой о нас? — спросил уотессунец.

Сьюзен удивленно рассмеялась.

— Вот не знала, капитан Гротон, что ваша раса тоже наделена чувством юмора!

Ее реакция, похоже, застала уотессунца врасплох. Казалось, он уже жалел о том, что затронул эту тему.

— Я смеялся вовсе не над вами, — проговорил он с поспешностью, которая так не вязалась с его обликом и манерой тщательно взвешивать каждое слово. — Во всяком случае, я не хотел обидеть вас, Сьюзен.

— Откуда вам знать, что для меня обидно, а что нет? — ответила она и сама смутилась.

— Разумеется, я не знаю, — промолвил капитан и снова надолго замолчал, а Сьюзен подумала, что до сих пор — во всяком случае, в неофициальной обстановке — Гротон держался так же противоречиво и упрямо, как любой мужчина-человек.

— Вот вы только что говорили, что в справедливость могут верить только глупцы, — раздумчиво сказала она. — Быть может, я лезу не в свое дело, но мне показалось — в ваших словах было слишком много горечи. Я имею в виду, вы как будто основываетесь на собственном жизненном опыте… Нет, если вам неприятно, можете не отвечать — просто мне хотелось знать, что случилось…

Уотессунец снова окинул ее непроницаемым взглядом. Его лицо окаменело, и Сьюзен уже подумала, что он решил не удостаивать ее ответом, как вдруг капитан сказал:

— Сожалеть о прошлом бессмысленно, его уже не изменишь. Что было, то было — с этим можно только смириться. Надо жить настоящим, а не терзать себя воспоминаниями о прошлых бедах.

Некоторое время оба молчали, прислушиваясь к негромким ночным звукам. Потом Сьюзен тихонечко вздохнула:

— К сожалению, наши беды еще в будущем.

Не успела она произнести эти слова, как печаль нахлынула на нее с новой силой. У нее просто не укладывалось в голове, что через каких-нибудь три месяца эта очаровательная тихая долина превратится в разверстую рану в земной коре. Слезы гнева и горя навернулись ей на глаза, и Сьюзен поспешно встала с качелей, чтобы вернуться в дом. Перед ступеньками черного хода она ненадолго остановилась, чтобы немного успокоиться и вытереть слезы.

Капитан Гротон, который молча шел следом за ней, удивленно спросил:

— Вы выделяете влагу?

— Да, — ответила Сьюзен. — Это часто случается с людьми, когда они испытывают сильное эмоциональное напряжение.

— Хотелось бы мне… — капитан не договорил.

— Что? Что бы вам хотелось?

— Так, ничего, — ответил он и отвернулся.

Тем же вечером, лежа в постели с Томом, Сьюзен рассказала ему все, что узнала.

— Песок! — воскликнул Том. — Эти бесхвостые ящерицы собираются снести наши дома только потому, что им нравится принимать песчаные ванны!

Никакого сочувствия к уотессунцам Том не испытывал. Уже после того, как их сегодняшний гость отбыл в своем лимузине с тонированными стеклами, ему позвонил мэр Уокера — соседнего города, выросшего вокруг новенького универмага «Уол-март». Уотессунский капитан, отвечавший за эвакуацию этого населенного пункта, оказался рьяным служакой, установившим для жителей очень жесткие, почти невыполнимые сроки переезда. Новости из Ред-Блаффа — еще одного городка, расположенного на Четырнадцатом шоссе, были и того хуже. Тамошний капитан-уотессунец проявил себя самым настоящим расистом. Судя по его поведению, он полагал, что воздействовать на местное население можно только силой — это как раз то, что нужно для отсталой человеческой расы.

— Ларри хочет, чтобы мы оказали уотессунцам что-то вроде организованного сопротивления, — сообщил Том. — Он предлагает оставаться в своих домах и заявить оккупантам, что мы никуда переезжать не намерены. Не готовиться, не собирать вещи и так далее… Но я боюсь, что даже это слишком рискованно.

Сьюзен некоторое время лежала молча, пытаясь собраться с мыслями. Наконец она сказала:

— Как-то несолидно выглядит… Так мы ничего не добьемся, а уотессунцы вооружатся еще одним доказательством нашей незрелости и инфантильности.

— Ты хочешь сказать — они решат, что мы ведем себя, как упрямые дети? — раздраженно спросил Том.

— Я ничего не хочу сказать. Но что еще они могут о нас подумать?

— В таком случае, что нам делать?

— Не знаю. Но если мы будем вести себя, как взрослые, разумные существа, это пойдет нам только на пользу. Нет, я вовсе не собираюсь сдаваться… Просто нужно сопротивляться так, чтобы они ничего не заметили и не поняли.

Том повернулся на подушке, чтобы посмотреть на жену.

— Откуда ты столько знаешь об уотессунцах? Неужели от капитана? Мне этот субъект сообщает только минимум необходимой информации.

— Все очень просто, Том. И ты, и он — лица официальные, так что капитан Гротон вынужден разговаривать с тобой официально. Ну а я… я не в счет.

— А может быть, наоборот, дело именно в тебе? Может, ты ему понравилась!

— Не говори глупости, Том!

— Кто бы мог подумать, что оживший кусок глины может ухаживать за моей женой?!

Сьюзен подавила острое желание стукнуть его подушкой.

— Знаешь, — проговорила она, — капитан иногда рассуждает как настоящий философ.

— Знаю, — буркнул Том. — Сократ хренов!..

— Он больше напоминает Марка Аврелия. Честно говоря, мне начинает казаться, что капитану очень не по душе его миссия. Во всяком случае, на Земле ему не нравится. Кроме того, в его жизни было что-то… какое-то трагическое происшествие, о котором он не хочет рассказывать. Это означает, что в нем есть что-то человеческое, и я думаю, Гротон может отнестись к нам с сочувствием, надо только расположить его к себе.

Том приподнялся на локте и серьезно посмотрел на жену.

— Боже мой, похоже, эта брюква действительно разоткровенничалась, стоило ей только остаться с тобой наедине!

— Я просто сложила два и два, Том. Единственное, чего я пока не знаю, что мы выиграем, если завоюем его симпатию. В конце концов, он военный и подчиняется приказам.