Юрий Манов - Я и прочие боги этого мира

Я плотоядно ухмыльнулся. Спекся предатель? Только бы не придумал пулю себе в лоб пустить, он мне живой нужен. Для допроса с пристрастием и открытого судебного процесса. Пусть мой народ узнает, как Малюта осмелился настучать на Божественного в милицию.

Я надел маску, вселился в парламентера и двинулся в сторону Сосновоостровска.

Объяснять шефу, что я не справлюсь с этой работой за две недели, было очень трудно. Он и так считал меня немножко чокнутым, а представляете, что он подумает, когда я объявлю, что по случаю всеобщей мобилизации две трети мужчин из моей Академии наук призваны на фронт? Седьмая бригада, здоровенные санитары, смирительная рубашка и уютная палата в здании с желтыми стенами. В дурдом мне не хотелось, терять работу — тоже. Пришлось соглашаться.

Эта троица во дворе мне сразу не понравилась. Нет, я ничего не имею против компашек, распивающих пиво за дворовыми столиками, но эти трое как-то неправильно сидели: пива не пили, анекдотов и баек не травили. Кого-то ждали. Внутренний голос подсказал, что ждут меня, и он не ошибся.

Я не успел дойти до подъезда, как меня окружили и довольно бесцеремонно оттеснили к беседке.

— Слушай сюда, братан, — процедил самый высокий из троицы, бритый здоровяк в кожаной куртке. — Ты это, перестал бы бочку катить на министра финансов.

— Какого министра? — пролепетал я.

— Брось дуру валять! — пригрозил здоровяк, доставая из внутреннего кармана складную дубинку. — Сам знаешь какого. Пусть работает мужик на своем месте, у нас с ним дела, понял?

Возражать я не решился.

Троица степенно скрылась за углом. Я стоял, как доской пришибленный. Да, я действительно отправил вчера своего министра финансов как активного участника заговора в Тайную канцелярию, где у меня заведует новый костолом — стоматолог с совершенно семитской фамилией Айболит. Но откуда эти трое об этом знают? И какие у них могут быть с министром дела? Его же нет! Он же не существует!

Послушайте, кто-нибудь может дать мне телефон хорошего психиатра?

Далеко не в лучшем расположении духа я вернулся домой, включил монитор и сразу же встретился глазами с Малютой.

— Поговорим? — предложил Малюта. Я кивнул и надел маску.

Палаты Малюты поражали эклектичностью. Низкие потолки и огромные венецианские люстры, грубо сколоченные столы и изящные стульчики в стиле Людовика, не помню какого по счету. На выбеленных простой известью стенах висели настоящие шедевры. Я узнал картины кисти Рембрандта, да Винчи, Сурикова, Айвазовского. За одной из полуоткрытых дверей краем глаза я заметил знакомый интерьер. Так вот она куда делась, Янтарная комнатам.

Вопреки ожиданиям Малюта сидел не на троне, а на большом армейском ящике, выкрашенном под камуфляж.

— Приветствую тебя, Божественный! — тихо сказал он и поклонился.

— Здорово, предатель! — ответил я, усаживаясь в большое мягкое кресло у окна. С этим уродом я решил не церемониться.

Малюта вздохнул:

— Все злишься, предателем меня называешь, а зря. Ведь многого ты, Божественный, не знаешь.

— Чего же именно? — поинтересовался я.

— Многого, — повторил уклончиво Малюта.

— У меня со временем напряг, — прервал я заплечных дел мастера. — Надо порядок наводить в том бардаке, что вы без меня натворили. Хотел говорить, просить о чем-то, так говори, проси.

Вообще-то я рассчитывал, что Малюта кинется ко мне в ноги и будет просить пощады. Но самозваный гениалиссимус (надо же, какое звание ему придумали) поступил иначе:

— Признаюсь, ты победил. Переворот не удался, эта столичная мразь оказалась трусами и предателями. Я им дворцов понастроил, земли подарил, а они как тебя увидели, в штаны наложили, а еще вчера в верности клялись…

— Странный ты, Малюта. Чего ты еще ожидал? Разве можно затевать заговор против своего непосредственного Бога?

— Да всем давно плевать на Богов, все хотят просто жить, хорошо жить! Жаль, что ты этого до сих пор не понял. Короче, я хочу сделать предложение. Ты остаешься Божественным со всеми привилегиями, я восстанавливаю твои статуи на улицах городов, я даже отменяю преподавание атеизма в школах и академиях, но ты в свою очередь обещаешь в управление государством больше не лезть!

От такой наглости я лишился дара речи, а потому Малюта беспрепятственно продолжал:

— Ты, конечно, много потрудился и, хвала Создателю, сотворил очень хороший Мир. Но ты отстал от жизни, Божественный. Прежние методы руководства, волюнтаризм, уже не отвечают законам и правилам современного мира.

Я наконец смог говорить:

— И это говоришь ты? Ты, который устроил переворот, сверг законную власть и назначил сам себя гениалиссимусом?

— Для благого дела и только на период военных действий. Как только внешняя угроза исчезнет, я тут же, клянусь, передам власть всенародно избранной Думе.

Я расхохотался. По-настоящему! Минут пять я ржал, держась за живот. Да, давненько меня так не смешили.

— Малюта, я создал тебя хитрой лисой, но не думал, что ты можешь превратиться в такого циника. «Суперцивилизация ХХL» — это военная стратегия, и обычное состояние играющих — война. Война до полной победы по всей карте. Но это — война до бесконечности! Так ты решил стать пожизненным диктатором? А чтобы игрок, создавший и тебя, и всех остальных, и весь этот Мир, не мешал, его можно упрятать за решетку, настучав в милицию, так?

Малюта прошелся по залу, остановившись у окна, пожевал ус:

— С милицией я погорячился, признаюсь. Но очень ты меня разозлил. Только согласись, вообще-то этот Мир сделал не ты, а Создатель Игры, и ты — лишь пользователь. Что, не ожидал? Я еще и не такое знаю! Не такие уж мы здесь дураки, хоть и тобой созданы. Послушай, Божественный, ну зачем тебе это? Что, других игрушек мало? Поиграл бы в «WARKRAFT V» что ли, классная игрушка! Давай договоримся: ты не лезешь к нам, мы не лезем к тебе. Наша Академия и дальше будет работать на тебя, еще лучше работать. Будешь грести бабки лопатой в своей конторе, жить в свое удовольствие, на Маринке женишься. В противном случае…

Бред, нет, это натуральный бред! Урод, существующий лишь в памяти компа, учит меня жить. Меня, человека, его придумавшего! И не только учит, еще и угрожает. А может, правда дать по Сосновоостровску с орудий крупного калибра, как предлагал Кудасов? Но стрелять по своим… Да, представляю, каково было белым офицерам в гражданскую. Стрелять в свой народ, в солдатиков, с которыми в одних окопах сидели. Впрочем, если верить истории, солдатики особо подобными угрызениями совести не страдали…

— …в противном случае мы будем вынуждены пойти на крайние меры, — закончил костолом.

— Это какие же? — ухмыльнулся я.

— А вот какие! — Малюта подошел к ящику, на котором незадолго до этого сидел, и откинул крышку. — Знаешь, что это такое?