Журнал «Если» - «Если», 2006 № 12

— Но это же… кукла, — сказала Алёна, осторожно трогая длинное собачье ухо. — Видишь — ткань? И чем-то изнутри набито. Глаза пластмассовые, и нос без дырочек. Он ненастоящий.

— Настоящий, — упрямо повторил мальчишка. — На той неделе у Сашки весь огород перерыл — мышей искал. С нами на озеро купаться ходит. У рыбаков из ведер карасей таскает. На почтальона Николашку злится, когда тот пьяный, — Николашка его чучелом обзывает. Так Бим почтальона до крови укусил, руку перевязывать пришлось, и теперь вместо Николашки его брат Федька газеты разносит.

— Тогда это робот, — сказала Алёна примирительным тоном. — В Японии делают роботов, похожих на собак. Слышал, наверное? По телику недавно передача была. Только они поменьше и без шерсти. Японцы их в квартирах держат взамен настоящих. У Верки из лицея есть забавная игрушка, дядька-моряк весной привез. То ли из Японии, то ли из Штатов. Она смешная: кувыркается странно и постоянно жужжит.

— Бим не жужжит, — растерявшись, пробормотал Лёнька.

— Ну и что? Говорю тебе: он ненастоящий. Так не бывает. Ты зачем споришь? Хочешь со мной поссориться?

Лёнька с сомнением присмотрелся к Биму. Глаза собаки — действительно пластмассовые — бездумно глядели на него, красный лоскут языка свисал из пасти жеваной тряпкой. Там, где ухо крепилось к голове, виднелись неровные строчки.

Лёнька пихнул собаку, и она неуклюже завалилась на бок. Толстые лапы вразнобой молотили воздух.

— Ненастоящий… — с дрожью в голосе протянул Лёнька. — Где у тебя моторчик?! — выкрикнул в запале. — Или тебя водят за ниточки, как в кукольном театре?

Бим тяжело поднялся и зарычал, вернее, попробовал зарычать. Звуки, которые он издавал, больше походили на скрежет сломанных шестеренок. Алёна притворно пискнула и отшагнула назад, за спину мальчишки.

— Уйди! — оттолкнул Бима Лёнька. — Ты — робот! Кукла! А притворялся живым. И как я раньше не замечал?

Лапы у собаки гнулись, ее мотало из стороны в сторону при каждом шаге, будто все развинтилось-разладилось в тщательно сбалансированном механизме. Бим хрипло и совершенно ненатурально залаял, совсем как те придурочные заводные песики, какими торгуют вьетнамцы на рынках.

Сейчас Бим мог вызвать только смех — злой и жестокий смех обманутого мальчишки. Лёнька вовсе не жалел собаку, наоборот — радовался, находя все новые и новые изъяны. Выискивал и отмечал малейшие несуразицы — вот, вот и вот. Ну точно не живой! Неестественно ходит, неправильно лает и вообще. А из бока — гляньте-ка! — торчит клок ваты. Так вот ты какой, Бим, — неуклюжая, нелепая игрушка!

Пес зашатался и рухнул на дорогу. Замер кучей тряпья.

— Батарейка, наверное, кончилась, — Алёна, как ни в чем не бывало, вертела колечко на пальце. — Надо будет сменить ему батарейку. Забавная какая игрушка. А если сломалась — отнести в мастерскую. Гарантийный талон есть на него?

— Да, да, — поддакнул Лёнька. — В мастерской его быстро заштопают.

— Пойдем? — предложила Алёна.

— Пойдем, — согласился Лёнька.

И они пошли гулять. Кот Василий, притаившийся на яблоне, смотрел на поверженного врага зелеными, полными ужаса глазами и жалобно мяукал.

Лёнька хотел сказать Алёне, какая она замечательная, красивая, и что очень-очень ему нравится. Но так и не решился. Он шел и злился на себя. Злился из-за своей стеснительности, а еще больше из-за того конфуза, который случился с Бимкой. Алёна что-то весело щебетала, Лёнька невпопад кивал и все думал, какой он был дурак, когда верил, будто Бим живой. И какой дурак он был, когда гордо показывал эту тряпичную куклу Алёне и когда пытался спорить и что-то доказывать.

Чтобы спустить пар, он начал врать, сочинять какие-то потешные истории про Бима, насмехаться над ним. И в конце концов обессиленно умолк, заметив, что Алёна его не слушает. Девчонка зябко поводила плечами — в воздухе разливалась вечерняя прохлада; в стремительно темнеющем небе плыл окутанный призрачным, лимонным свечением шар луны, сквозь прорехи туч подмигивали из недосягаемой выси звезды.

— Вон Большая Медведица, — Лёнька ткнул пальцем вверх. — Видишь? Ковшик с ручкой.

— Пошли домой, — попросила Алёна. — Я замерзла что-то.

И они повернули назад. Миновали улицу Садовую, Фрунзе, Двадцатого партсъезда и вышли на Юбилейную. На месте, где прежде лежала собака, темнели слаборазличимые потеки.

— Смотри-ка, убежал, — обрадовался Лёнька. Он уже остыл, разочарование схлынуло, и ему в чем-то стало жаль Бима. — Пятно какое-то осталось, — тихо добавил он.

— Это у него из батареек электролит вытек, — пошутила Алёна.

Лёнька отмолчался.

— А знаешь, — неожиданно произнесла Алёна, — он действительно был похож на живого. Я специально сказала, что он игрушечный и у него моторчик. Тебя хотела подразнить. Знаешь, на самом деле непонятно: он вел себя как настоящая собака. А когда я увидела вблизи — какой он, то подумала, этого не может быть. Не бывает живых кукол. И сказала, что это робот. Но механические собаки, они не такие. Веркиного песика ни за что не спутаешь с живым.

Лёнька молчал.

— Я бы тоже завела себе кого-нибудь. Сначала я хотела кошку, потом собаку. Но мама говорит, хлопот с ними: ухаживать надо, гулять, кормить. Шерсть везде. Ночью спать не дают — бесятся. Мама, конечно, права. Возиться с ними, с настоящими. Мне папа обещал купить собаку-робота, ну, если четверть закончу на «хорошо» и «отлично». Роботы классные. А твой Бим еще прикольней.

— Он не мой, — мрачно буркнул Лёнька.

— А чей?

— Не знаю.

— Ну-у, — Алёна надула губки. — Так не бывает. Ты найди его хозяина, ладно? Спроси, за сколько он продаст. Папа заплатит, и все во дворе будут мне завидовать — ни у кого такого песика нет!

Они подошли к Алёниному дому. Из-за расшитых цветами занавесок в палисадник сочился теплый желтый свет; на веранде пили чай и негромко смеялись. В комнате работал телевизор, его синеватые блики дрожали на неплотно задернутых шторах, будто потерявшиеся и замерзшие солнечные зайчики. Березы в палисаднике заговорщически шуршали ветками, а вокруг фонарного столба, который остро очинённым карандашом вонзался в залитый черной тушью ватман неба, вилась мошкара.

Лёнька робко взял девочку за руку. Звезды в небе, казалось, подбадривали его: смелее, смелее!

— Ты чего? — прошептала Алёна.

Лёнька зажмурился и неловко ткнулся сухими горячими губами ку-да-то в Алёнину шею. Ее волосы вкусно пахли медом и отчаянно щекотали нос. Мальчишка чуть было не чихнул.

— А, целоваться, — догадалась она. — Кто же так целуется, глупый? Хочешь, научу, как надо?

Она притянула его к себе, крепко-крепко обняла и долгим, сочным поцелуем запечатала губы.

— Теперь ты меня ждать будешь, да? Писать любовные письма? — спросила Алёна, поправляя сбившуюся прическу.