Наталья Иртенина - Праздник синего ангела

- Что-то вы, ребята, мрачную тему выбрали для разговора, - подал голос изумленный Гаврилин.

- А я, Паша, оптимист и жизнерадостный пропойца, - не желая соглашаться с ковригинской трактовкой творческой судьбы, упрямо продолжал тему Верейский. - И ты меня не свернешь с моего пути своими прогнозами...

- У меня и в мыслях этого не было, - перебил его Ковригин. - Каждому свое.

- Вот это верно. Тебе - молчание, а мне... Я, други мои, хочу выставку свою организовать. Левчик, поможешь?

- Нет проблем. Организуем.

- И определить свой метод работы. Ну, вроде как название новому направлению в живописи придумать. Мною основанному, - он горделиво постучал себя по груди. - Только еще не надумал, как назвать.

- А чего думать-то? - съязвил Лева. - Ну, к примеру, такое: "Опохмелизм Семена Верейского. Впервые в истории и в искусстве"? Пойдет?

- Нет, - обиделся Семен. - Не звучит.

- А такое, - подключился Писатель, - Бутылизм? Или нет, лучше Вытрезвизм.

- Белогорячизм!

- А может родовое название?

- Это какое?

- Алкоголизм!

- Да ну вас к дьяволу. С вас за ваши кретинские советы деньги брать надо. Чтоб не советовали

- Не сердись, мы ведь как лучше хотим, а выходит - как всегда. Сам понимаешь - в России живем, - объяснил ситуацию Лева и, подняв палец вверх, интригующим тоном продолжил: - Знаю, как назвать выставку.

- Как?

- "Голос жажды".

- Тьфу на тебя.

- Ну, тогда "Градус истины".

- Тьфу на вас еще раз. Проехали. Ваши идеи абсолютно не конвертируемы.

Но Коммерсант не унимался:

- "Алчите и обрящете"! "Утренний синдром"!

Семен поднялся с травы и, не обращая внимания на неистовства Коммерсанта, сообщил:

- Пойду яблок наберу, - и медленно, с чувством собственного достоинства завязав потуже больничный халат, покинул освещенную фонарями территорию.

За ним двинулся и Лева, прихватив один фонарь, - он любил яблоки и изъявил желание унести отсюда полную сумку - никак не меньше.

Ковригин, оставшись один, погрузился в воспоминания более чем трехлетней давности. Но воспоминания о той поре его жизни в доме скорби были отрывочны, целостной картины не сохранилось в памяти. Расплывчатые обрывки мелькали друг за другом: удушливый запах карболки, стальные решетки на всех окнах, а за окнами яркое солнце и пыльный асфальт, толстая медсестра с брезгливым выражением на лице, унылые очереди за миской отвратительной каши, постоянное мельтешение серых и белых халатов, жуткие ежедневные крики на верхнем этаже, его собственная подавленность в течение многих месяцев и невыносимые приступы бешенства и ярости, которые ему огромным усилием воли приходилось сдерживать внутри себя, чтобы не попасть в буйное отделение. Эта энергия бешенства распирала его изнутри - в животе, в груди, в голове, пытаясь прорваться наружу в крике, вое, в крушении мебели. Вспоминая эти приступы, Ковригин покрывался холодным потом от страха - страха безумия и потери контроля над собой.

Внезапно в памяти всплыло лицо того человека в окне, из-за которого он упал с лестницы. Его черты он не успел рассмотреть, но хорошо запомнились две детали: глаза, смотревшие на Ковригина через решетку с мольбой и страхом, так что на секунду в сознании Павла в тот момент возник образ другого пациента - его самого, жалкого и беспомощного, в больничном сером халате сидящего на кровати; и вторая деталь, врезавшаяся в мозг, - шрам на левой щеке незнакомца, напомнивший ему что-то неуловимое, но связанное почему-то не с прошлой его жизнью, а с теперешней.

Вывел его из этих невеселых размышлений Семен:

- Паш, посмотри, - он протянул ему какие-то бумаги. - Из кармана Коммерсанта выпали. Он и не заметил.

- А где он сам? - взяв бумаги, спросил Ковригин.

- На яблоне, по телефону разговаривает - кто-то ему позвонил.

- ???

- По сотовому, - пояснил Семен.

- Ф-фу, напугал, - перевел дух Павел. - Я уж подумал, что здешняя атмосфера подействовала на тебя не лучшим образом.

- Скажешь тоже. Ты бумажки-то прочитай. Занятные бумажки.

Ковригин подошел к висящему на ветке фонарю. Это были квитанции о денежном переводе. На обоих в графе "Отправитель" значилось: "Анонимно". Получателями были детский дом № 512 города Новорыбинска Самарской области и детский дом № 1157 города Никольска Белгородской области. Сумма перевода на обоих квитанциях - десять тысяч рублей.

С полминуты Ковригин и Верейский смотрели друг другу в глаза.

-Понимаешь? Он все свои деньги переводит на счета детских домов. Дураки мы с тобой. Просмотрели паранормальное явление.

Ковригин все еще не мог прийти в себя от изумления. А Семен возбужденно продолжал:

- Вот уж точно сегодня ночь откровений. Сначала ты, теперь он. Ну, про меня-то вам все известно. Я как на ладони обозреваем со всех сторон. Но Гаврила! Чего он стеснялся?

- Что это ты разорался? - Лева возвращался с заметно потолстевшей сумкой. - И кто тут кого стесняется? Женщин здесь вроде бы нет.

Семен, не отвечая, схватил пластиковый стакан (некоторое их количество Лева предусмотрительно положил в сумку, когда упаковывал "гостинцы" для Художника), налил вина и провозгласил:

- Ура Юрию Деточкину!

Ковригин протянул квитанции ничего не понимающему Коммерсанту:

- Лева, я говорил тебе, что все тайное когда-нибудь становится явным. Ты занимаешься благотворительностью...

Гаврилин перебил его с вызовом, изо всех сил стараясь скрыть смущение:

- Ну да, а что тут такого? Я же свои деньги перевожу, а не чьи-то. И вообще, что за манера читать чужие бумаги?!

- Прости, Лева, но тут ты не прав. Во-первых, такое дело стоит того, чтобы о нем знали. Хотя бы только друзья. Каковыми мы, надеюсь, для тебя являемся. Во-вторых, тут абсолютно нет ничего такого, и для нас с Семеном оскорбительно, что ты считаешь нас дегенератами, не способными оценить по достоинству столь благородное, тем более для нашего скупердяйского времени, занятие, как благотворительность в пользу детских домов и детей-сирот. Лично я возмущен до глубины души.

- И я тоже. Но мы тебя прощаем, потому что мы не дегенераты, а почтенная публика, к тому же хорошо воспитанная. Давайте выпьем, братцы, за счастливое детство!

Равновесие было восстановлено, ночь продолжалась, после долгой паузы, когда уста были заняты закуской, беседа вновь потекла по прямому и ровному руслу.

- Паш, а что это за сумасшедший писатель, про которого ты говорил?

- Гаршин, - задумчиво отозвался Ковригин.

- Надо же, сумасшедший, а с пониманием человек был. Вообще-то я думаю, что среди психов гораздо больше встречается разумных людей, чем среди так называемых нормальных, которые на воле ходят.

- Да-а? - удивился Коммерсант. - Интересная теория. Можешь доказать?

- А тут и доказывать нечего - посмотри вокруг, почитай газеты, послушай новости по ящику. А еще лучше посиди перед ним с недельку и смотри все подряд - от рекламы и "Поля чудес" до импортных триллеров и боевиков. Если через неделю на тебя не наденут смирительную рубашку, я согласен пересмотреть свою теорию.