Колин Уилсон - Маг

Они подошли к зданию сзади и очутились перед слепой стеной, без намека на окна или двери. Чтобы оказаться спереди, надо было безусловно ее обойти. Оказалось, это не так-то просто. Окаймляющая участок справа колючая изгородь вплотную сходилась с зеленой стеной кустов и невысоких деревьев, окружающих строение. При более близком знакомстве изгородь оказалась густым переплетением колючих веток, и поднималась на высоту больше двух метров – слишком высоко даже для Дравига. Проблему решила Сидония; вынув тесак, она храбро шагнула в колючие заросли. С каждым размашистым ударом к ее ногам валились отсеченные ветки и побеги. Через несколько минут она прорубилась через изгородь и наткнулась на бетонную дорожку в пару метров шириной. Эта дорожка и не подпускала растительность чересчур близко к стене, и потому появилась возможность пробраться вдоль нее к фасаду строения.

Вскоре он открылся глазам, с полудюжиной выбитых окон и массивной стальной дверью. Отливающий синевой металл не успел еще заржаветь; судя по утопленной ручке, дверь должна была откатываться вбок на роликах. Найл, навалившись, потянул; дверь отъехала на полметра, затем резко застопорилась.

Сидония, по-прежнему держа в руках тесак, осторожно ступила внутрь. Не успела она зайти, как Найл тревожно вскрикнул: что-то метнулось из темноты. Сидонию отшвырнуло на спину, она ударилась головой о бетонный пол, очевидно, сила удара спасла ей жизнь. Над ней напряженно застыл паук, готовый хватить по горлу, и он бы так, безусловно, и поступил, если бы она пошевелилась. Но женщина лежала неподвижно, поэтому он не вонзал клыки, а тут из-за угла подоспел Дравиг, и с ходу крикнул мысленную команду. Паук оторопело застыл, но когда Дравиг приказал отойти, команду проигнорировал и остался стоять в угрожающей позе. Найл не мог поверить глазам. Он впервые видел, чтобы паук не подчинялся приказу начальства.

А теперь, приглядевшись внимательней, он уже и не был уверен, паук ли это вообще. Лапы этого существа, казалось, покрывала роговая оболочка, как у скорпиона. Массивное черное туловище, тоже в твердой оболочке, что у мокрицы, было округлым, без намека на талию, которая у большинства пауков разделяет грудь и брюшную полость. Не было видно и головы, глаза и челюсти выдавались как бы из самого туловища. Массивная туша и мощные лапы составляли впечатление необычайной физической силы; было видно, что челюсти могут отделить голову женщины одним движением.

Ошеломлен был и Дравиг; как особый советник Смертоносца-Повелителя, он привык к мгновенному подчинению. А тут – представить только! – какая-то неотесанная уродина, по виду даже не паук, а, скорее, черный жук, и вдруг его игнорирует.

Может, он не в своем уме, или просто не узнал? Дравиг опять бросил мысленную команду. А наглец стоял и упорно таращился – антенны чуть подрагивают от напряжения, глаза, когда на них падает свет, тлеют красным. Дравиг постепенно выходил из себя. Он хлестнул своей силой воли, да так, что Найл неуютно поморщился; паук сжался и сдал на шаг назад. Как и Дравиг, Найл ожидал, что он уступит и подчинится превосходящей силе. Но у странного паука тупое упрямство неожиданно вылилось в ярость, и он двинул своей силой воли, похожей на тяжелый удар. Дравиг, не готовый к такому обороту, отреагировал точно как на физический удар: чуть осел на задние лапы, и серые ворсинки на теле шевельнулись, словно их обдуло ветром. Он разгневался, вскинувшись как патриций, оскорбленный плебеем. А противник стоял как ни в чем не бывало; очевидно, он был не из городских. Он сделал шаг вперед и навис над телом Сидонии, вскинув когтистые передние лапы в боевую позу. Найл с тревогой заметил, что Сидония зашевелилась. Вот она открыла глаза и изумленно их расширила, увидя над собой шерстистое брюхо. К счастью, все внимание забияки было приковано к Дравигу, поэтому женщина оставалась пока целой.

И вот два паука схватились, скрестив воли. Теперь это был уже не просто обмен ударами, а предельно напряженное противостояние одной воли другой. Найл впервые видел такой поединок, и завороженно наблюдал. Впечатление такое, будто оба дерущихся окружены энергетическим полем, каждый своим, – похожим на силовые линии магнита. Эти два поля сталкивались лоб в лоб с таким же эффектом, как два взаимоотталкиваюших полюса магнита. В месте соприкосновения силовые эти линии темнели, словно обретая видимость. Хотя, скажем, для Симеона эти линии оставались невидимыми; он видел лишь двух пауков, каждый из которых, напряженно подавшись вперед, как под сильным встречным ветром, таращился на противника. Их можно было еще сравнить с двумя сцепившимися борцами. Найл видел эту силу, поскольку был на той же телепатической волне, что и Дравиг.

Видел он и то, что Дравиг в этом поединке не на высоте. В нем уже чувствовался возраст, да и сколько уж лет прошло с тех пор, как ему приходилось отстаивать себя в поединке. И хотя его воля была подобна разящему острию, ему не хватало примитивной грубости, которая была у соперника, в ком агрессивность соответствовала силе приземистого тела. Более того, уверенность Дравигу подтачивало еще и сознание того, что все происходящее – гадкая нелепость. И хотя с виду оба бились на равных, не уступая ни на йоту, Найл видел, что Дравиг теряет силу быстрее своего противника. Что произойдет, если Дравиг в конце концов сдаст? Все это виделось так ясно, будто должно произойти вот-вот. Единственное, чем Дравиг мог бы спасти себе жизнь – это встать в позу побежденного, все равно, что пес, поджавший хвост. Но этому не бывать никогда. Даже сейчас, в самый разгар схватки, поза Дравига выражала непримиримую ненависть к противнику, стремление наказать и расквитаться с ним так, чтоб неповадно было. Из чего следует, что когда в конце концов придется уступить, Дравиг неминуемо погибнет. А для паука погибнуть – это признать превосходство того, кого считаешь ниже себя.

Внезапно до Найла дошло, что нелепо стоять и глазеть на то, как Дравиг бьется не на жизнь, а на смерть; тем самым он самого себя ставит в унизительное положение труса. Внутреннее напряжение и желание видеть врага поверженным овладели Найлом настолько, что для него самого теперь необходима была победа или смерть. Напряжение заставило вспомнить о медальоне на груди: он обжигал, словно превратившись в тлеющий уголек. Сейчас он выпуклой стороной обращен был внутрь, загоняя мыслительную энергию обратно в тело и тем самым усиливая внутреннюю сосредоточенность. Найл полез себе под воротник и направил силу сосредоточенности на противника.

От неожиданного врага тот оторопел и слегка струхнул. В следующую секунду он с замешательством обнаружил, что второй противник, оказывается, двуногий. С силой, от которой Найл чуть не присел, и не отступая ни на шаг, паук напрягся, не даваясь своему новому противнику, и стал отражать натиск с двух фронтов. Найл мгновенно почувствовал, будто какая-то невидимая сила толкает его назад, и на секунду почувствовал себя неестественно, до странности легким. Затем он снова сосредоточил волю, и всю силу медальона пустил на то, чтобы отжать от себя встречный натиск. Медальон накалился так, что обжигал кожу, и Найл мимолетно пожалел, что не позаботился вывесить его поверх туники, а надо бы. Он не обращал внимания на боль, а всю силу направлял на то, чтобы не поддаваться натиску и не упасть под ним на землю.