Дмитрий Исаков - Мурзик

- Дай-то Бог! - вздохнув сказал подошедший политрук, устало присев на стул Сенцова, дрожащей рукой плеснул сере в стакан водки и залпом выпил.

- Будем исходить из худшего, - тихо сказал капитан и продолжил:

- Слева от Красноказарменной до Рогожки стояли ополченцы с "Серпа и Молота".

- Хорошо стояли, - опять ожил опер.

- Родной завод защищали, - выдохнул воздух политрук.

- Не родной, а Гужона, - сообщила Мурзик в отместку за буженину.

- Когда это было, - поспешил я исправить ее бестактность, хотя надо было бы сказать "Зачем?".

- С ними тоже нет связи, - сообщил капитан.

- Значит, завод теперь точно гужонский, - Мурзику все было по фигу. А кладбище, наконец, взаправду немецкое!

У капитана вздулись желваки на шее, а опер потянулся к кобуре.

- А сзади нас, на Сортировочной, вчера была стрельба, - алкоголь и перенапряжение, видимо, подействовали и политрук еле ворочал языком. - А сегодня там тихо.

Все посмотрели на него, потом на Мурзилку в ожидании следующей гадости и клеветы на совдействительность.

- Зря смотрите, - сказал ехидно политрук. - Она этого не знает!

- Чего еще я не знаю? - с вызовом сказала Мурзилка.

- Что Казанскую железную дорогу, а значит и депо Сортировочная при царе строили немцы!

- Значит, мы не только в тюрьме, но еще и в окружении? - Мурзик хоть и выпила достаточно, но дело свое знала туго.

- По всей вероятности да! - подтвердил капитан.

- Я так не играю.

- Вы, дорогая, как никогда, стопроцентно правы, - по-отечески похлопал ее по руке политрук. - Лучше быть свободным и на воле, чем в окружении и в тюрьме.

- Разговорчики! - капитан повысил голос и оглянулся на опера.

- Так надо тюрьму сломать, а окружение прорвать, - Мурзик решительно взмахнула рукой и со всего маха рубанула ей по столу - в результате оперу пришлось пойти умываться, а Сенцову убирать со стола осколки посуды.

- Шли бы вы спать, - капитан сам бы не прочь это проделать, но дела...

Сенцов, аккуратно стряхнув на пол остатки осколков, с трудом приподнял политрука и заботливо повел его прочь.

- Четвертые сутки не спит, - объяснил мне капитан.

- У кого это СПИД?

- И ты, Анжелка, иди спать, - сказал я ей.

- Опять в камеру?

- Я попрошу, и тебя положат в кабинете начальника тюрьмы!

- А он как, ничего? Не очень старый?

Тут, к счастью, вернулся Сенцов и мы быстренько от греха отвели ее спать...

Когда я вернулся назад, за столом громко спорили опер с капитаном:

- ...пусть в доску наш, а ее заслали к нему шпионить!

Заметив меня, они сразу умолкли, а я как будто ничего не слышал, сразу же стал извиняться за Мурзилку:

- Не обижайтесь на нее, товарищи. Это она вас так проверяет. Такая маленькая и такая подозрительная. Это же смешно, что мы попали к немцам, а те нас разыгрывают в целях завладения новейшим секретным оружием.

Опер аж задохнулся от обиды.

- Это я-то немец?

- А что, белокурый, голубоглазый, и потом эти барские замашки?!.. Вы, товарищ капитан, очень внимательно приглядитесь к этому товарищу. Чем черт не шутит, а береженого бог бережет!

На чекиста было страшно смотреть: ему не хватало воздуха, и он все никак не мог расстегнуть ворот гимнастерки. Еще несколько мгновений, и мы его потеряем!

- Но если, капитан, вы за него ручаетесь, то мы, может быть и не сообщим Лаврентию Палычу о его проделках.

Вдруг появившаяся надежда на снисхождение высокого суда вернула к жизни цвет и надежду неотвратимого и справедливого пролетарского карающего органа.

- Я больше не буду, - с пионерским задором прохрипел Копыто.

- Что больше не будете: продавать Родину или плохо ей служить, - я внимательно посмотрел ему в глаза.

- Предавать не буду! Родину! - опер опять задохнулся.

- Значит, уже предавали?!

Его рука потянулась к кобуре, и я не стал испытывать судьбу (кто его знает, может он и не собирается стреляться?) и дружеским тоном как можно более спокойней сказал:

- На первый раз мы вам поверим, товарищ Копыто! Идите и проверьте посты.

Когда он вышел, я обратился к капитану:

- Надо бы послать Сенцова приглядеть за ним, не то сдуру дров наломает...

Когда капитан все рассказал, мне стало жутко и тоскливо: скорей всего Москву сдали почти без боя.

Вернее, бои шли за каждый дом, но это было неорганизованное сопротивление, безнадежное отчаяние брошенных и обманутых людей!

Полк выбили за Яузу и обороняться в Лефортовском парке, когда немец видит тебя, как на ладони, из корпусов МВТУ не было никакого смысла, а даже преступлением. Еще пришлось прихватить раненых из Главного военного госпиталя и только стены тюрьмы да ребята с ЦИАМа с их противотанковыми ружьями и батареей "Катюш", ими же самими изготовленными, позволили полку закрепиться.

Соседи справа тоже, видно, были не дураки и спрятались за кирпичной стеной Немецкого кладбища, по которому немцы не очень-то стреляли и бомбили.

А слева - "Серп и Молот", да еще с Ликеро-водочным заводом стояли насмерть!

Только вот смерть-то не обманешь, и что на судьбе написано, не минуешь!

Где бомбежкой, а где и просто численным перевесом смяли немцы жидкие ряды, и если бы не подоспели мы вовремя, может уже и тюрьму взяли.

Я тоже немного соврал капитану про нашу эвакуацию, про то как нас сбили, - как мы пробивались к нашим и что будет, если наше оружие попадет к немцам.

Подумали мы и о наших дальнейших действиях.

Продержаться до прихода наших мы с капитаном даже не рассматривали: он по причине возможного обстрела тюрьмы из тяжелых орудий, а я из солидарности с ним, и не от того, что могли не продержаться, а потому, что не знал, кого понимать под нашими, и когда они придут!

Можно было идти на прорыв, но куда девать раненых?

В плен капитан сдаваться не хотел, и я его в этом поддержал.

Оставалось одно - погибнуть смертью храбрых!

На том и порешили и разошлись спать.

Проснулся я от холода и чужих голосов.

В кабинете, где нам постелили, за неизвестно откуда взявшейся ширмой был выставлен наружный и внутренний пост.

К утру снаружи стоял молодой, а внутри товарищ Сенцов.

Чтобы не заснуть, они объединились для разговора снаружи, а чтобы знать, что творится внутри, приоткрыли дверь, и этим негодяи меня разбудили!

Я потихоньку встал, и на цыпочках подкрался к двери (да не для того, чтобы подслушать разговор, а чтобы стрельнуть покурить, а на цыпочках чтоб не разбудить Мурзилку!).

- Дядь Вань! А дядь Вань! - услышал я голос молодого Сенцову. - А ты косить умеешь?!

- А что же не уметь. Умею!

- Дядь Вань! А откуда ты умеешь, если ты городской?

- Оттуда! Я в деревне рос.

- Дядь Вань! А дядь Вань! А почто такой немец злой!

- Почто, почто? Можно подумать, ты добрый?

- Я? Я за Советскую власть воюю.

- А он за свою тоже воюет.