Джейн Остин - Разум и чувства и гады морские

Эти слова, понятые Элинор как прямое признание в любви к Марианне, глубоко ее тронули. Она не сразу смогла ответить и, даже взяв себя в руки, некоторое время сомневалась, какой ответ будет наиболее правильным. Она так мало знала об истинном положении дел, что равно боялась сказать как слишком много, так и слишком мало. Наконец она решила, что приличнее будет сказать больше, чем ей известно на самом деле.

Признав, что Марианна и Уиллоби не сообщали им прямо о помолвке, Элинор добавила, что не сомневается в их взаимной приязни и не удивлена тому, что они переписываются.

Полковник слушал ее с молчаливым вниманием, печально кивая, отчего его щупальца вяло подрагивали. Как только Элинор замолчала, он тотчас же встал.

— Желаю вашей сестре наивысшего счастья, а Уиллоби — оказаться ее достойным.

С этими словами он раскланялся и ушел.

У Элинор от этого разговора осталось безрадостное впечатление и, более того, уверенность, что полковник Брендон несчастен. Из окна она видела, как на несколько долгих мгновений он замер на берегу канала, вглядываясь в его глубины, словно намереваясь бросить своего верхового котика и уплыть самостоятельно; в минуту печали он будто бы стал больше рыбой, чем человеком.

В следующие три-четыре дня не произошло ничего, что заставило бы Элинор пожалеть об отправленном матери послании, так как Уиллоби не писал и не заходил с визитом. Затем леди Мидлтон пригласила их на спектакль в Гидрозоологическую Лабораторию и Выставочный Пассаж, более известный как Гидра-Зед. Получить приглашение туда было большой честью, которой сестры Дэшвуд удостоились только благодаря знакомству с Мидлтонами. Гидра-Зед находилась в самом сердце станционного научного комплекса, где пойманных чудовищ подвергали самой суровой дрессировке и биологическому усовершенствованию, после чего их демонстрировали состоятельной публике как примеры того, как воля человеческая способна превозмочь силы природы.

Насколько Элинор поняла программу, гостей рассаживали в амфитеатре полукругом перед огромным бассейном, где их вниманию представляли спектакль в исполнении дюжины гигантских, дьявольски умных и тем не менее полностью ручных омаров.

Марианна готовилась к выходу совершенно равнодушно, не придавая никакого значения своему внешнему виду. Казалось, ей и вовсе безразлично, пойдет она или останется. Поправив всплывательный костюм и выбрав лорнет из коллекции миссис Дженнингс, она села в гостиной и не вставала до прихода леди Мидлтон; когда наконец объявили, что та ждет у порога, Марианна вздрогнула, будто программа вечера уже вылетела у нее из головы.

В назначенное время они прибыли в Гидра-Зед, и их препроводили в седьмой амфитеатр, где и было запланировано представление. Звучные голоса повторяли их имена от одной пристани к другой. Войдя в залу и увидев, что бассейн и окружающий его амфитеатр великолепно освещены, они присоединились к остальным гостям — омаров еще не запустили в бассейн, что оставляло время для развлечений другого рода. Леди Мидлтон удалось верным методом недомолвок вовлечь нескольких незнакомцев в партию каранкроллы, а сестры Дэшвуд, поскольку Марианна была не в настроении прогуливаться по зале, проследовали к скамьям и расположились неподалеку от бассейна.

Вскоре объявили, что вот-вот запустят омаров. Толпа разразилась аплодисментами, и все глаза устремились к бассейну, куда из небольшого водоотвода величественно вплыли двенадцать омаров, сопровождаемые статным дрессировщиком в купальном костюме, шапочке и с хлыстом. Он шел по кромке бассейна и приветственно махал публике.

Тогда-то Элинор и заметила Уиллоби, стоявшего у кромки воды в нескольких ярдах от них и погруженного в беседу с элегантно одетой барышней; поначалу Элинор даже не поверила своим глазам, но вскоре разглядела Месье Пьера, жизнерадостно переминавшегося с ноги на ногу неподалеку от хозяина. Наконец она встретилась с ним глазами — конечно, с Уиллоби, а не с Месье Пьером, — и он немедленно поклонился, но не заговорил и не подошел к Марианне, хотя не мог ее не видеть, а вместо того продолжил разговор со своей визави. Элинор невольно повернулась к сестре, подыскивая уловку, которая скрыла бы от нее присутствие Уиллоби, но в то же мгновение Марианна заметила его и просияла; она бы бросилась к нему, если бы Элинор не ухватила ее за плечо.

Омары, каждый величиной с корову, уже собрались в бассейне. Элинор машинально отпрянула, но не смогла оторвать восхищенный взгляд от идеальных восьмерок, которые они описывали по указке дрессировщика. Не отпуская сестру, Элинор подняла лорнет. Он увеличил и без того чудовищные ребристые панцири, и длинные антенны, торчащие из-под маленьких глазок, и острые перейоподы под брюхом, и, конечно, клешни, похожие на огромные коричневые щипцы для орехов, только острые как бритвы. Точно вымуштрованные сержантом солдаты, уродливые ракообразные ныряли и вновь выныривали, каждый раз щелкая клешнями над водой.

Но Марианну атлетическими упражнениями было не отвлечь.

— Силы небесные! — воскликнула она. — Почему он на меня не смотрит? Почему мне нельзя с ним заговорить?

— Прошу тебя, не волнуйся так, — шепнула ей Элинор, — и не выказывай свои чувства на публике. Возможно, он тебя еще не заметил.

Однако она и сама не верила в свои слова, а сдержанность в такой момент не только была Марианне не по силам, но и шла вразрез с ее желаниями. Муки нетерпения исказили ее лицо. Тем временем в бассейне дрессировщик крикнул омарам команду, и все они подняли головы и клешни в воздух, забавно изображая собачек, которые просят лакомство. Они замерли, подрагивая антеннами, в ожидании следующей команды. Дрессировщик достал мячик для крокета и бросил вперед. Его поймал первый же омар и легким щелчком расколол пополам. Публика радостно зааплодировала.

Затем дрессировщик достал бильярдный шар и бросил его другому омару — тот разделался с ним с такой же легкостью. Уиллоби с жаром присоединился ко всеобщим аплодисментам. Мог ли он и в самом деле чувствовать себя столь беззаботно?

За мячиками из сумки дрессировщика последовал череп какого-то животного — Элинор решила, что овцы. Когда и он был уничтожен, Уиллоби наконец обернулся и посмотрел на сестер; Марианна встала, с нежностью назвала его по имени и протянула ему руку. Он подошел и, обращаясь скорее к Элинор, как будто не желал видеть состояния Марианны и боялся глядеть ей в глаза, спросил, давно ли они на Станции. Элинор была так шокирована его поведением, что не нашлась с ответом. Тщетно пытаясь придумать уместную реплику, она заметила, как один из гигантских омаров почему-то нарушил строй и опустил брюхо в воду.