Джейн Остин - Разум и чувства и гады морские

— Я должна вернуться домой! Я должна утешить матушку. Не можем ли мы завтра же подняться к стыковочной площадке и нанять какую-нибудь субмарину или батискаф?

— Завтра?!

— Зачем мне здесь оставаться? Я приехала только ради Уиллоби, что мне теперь здесь делать? Кому я нужна?

— Покинуть Станцию завтра невозможно. Самая обыкновенная вежливость не позволяет уехать столь поспешно.

— Ну что ж, уедем через день или два, но долго я здесь не выдержу! Я не хочу терпеть расспросы и намеки! Мидлтоны, Палмеры — как я вынесу их жалость?

Элинор посоветовала Марианне прилечь, и та даже послушалась, но не смогла превозмочь беспокойство. Снедаемая телесной и душевной болью, в исступлении она металась по постели, и сестре было все сложнее ее удерживать. Ни одна из них не заметила маленькой трещинки в куполе — плода трудов рыбы-меча, с довольной ухмылкой (также оставшейся незамеченной) уплывшей прочь.

По возвращении миссис Дженнингс немедленно поднялась к ним в комнаты.

— Как поживаете, душенька? — спросила она Марианну, которая отвернулась, не удостоив ее ответом. — Сыпь? Зуд? Боли в суставах? — продолжала она, хотя прекрасно знала, что страдания Марианны происходили не от попадания воздушных пузырьков в кровь, а от разбитого сердца. — Бедняжка! Как плохо она выглядит! И неудивительно. Он скоро женится — каков негодяй! И знать о нем не хочу. Миссис Тейлор все рассказала мне час назад, а ей рассказала ближайшая подруга мисс Грей, иначе я ни за что бы не поверила! От всей души желаю, чтобы жена стала ему навроде солитера: пусть она поселится в самом чреве его жизни, пожирая всю радость и время от времени причиняя неожиданную мучительную боль, пока однажды не покинет его с экскрементами. Так я и буду повторять неустанно, вы уж будьте покойны, милочка; эта метафора мне нравится с того самого дня, как я ее придумала. Пусть вас утешит вот что, милая мисс Марианна: он не единственный молодой человек на свете, и с вашим прелестным личиком, крепкой спиной и выдающимся объемом легких у вас отбоя не будет от поклонников.

С этими словами она вышла из комнаты на цыпочках, будто полагая, что страдания ее юной гостьи можно приумножить шумом. Марианна, к изумлению сестры, решительно вознамерилась спуститься к ужину. Выглядела она ужасно, но все же заставила себя съесть несколько кубиков пастилы со вкусом каре ягненка и в целом держалась спокойнее, чем ожидала Элинор. Миссис Дженнингс, видевшая, как несчастна Марианна, решила сделать все, что было в ее силах, чтобы утешить бедняжку. Она обращалась с ней с безграничной нежностью, свойственной родителям, прощающимся с любимым чадом в последний день каникул. Марианну усадили на лучшее место, прямо перед стеклом купола, ей рассказывали одну новость за другой. Ей в красках поведали о чрезвычайно захватывающем кораблекрушении, которое потерпел полностью оснащенный французский фрегат в буре, разразившейся в кишащих акулами водах к востоку от берегов Тасмании. В своем пересказе миссис Дженнингс превзошла себя, изображая в лицах каждое «mon dieu!» и «aidez-moi!» [2] Господи! (фр.), Помогите! (фр.) перепуганных моряков, оказавшихся в окружении хордовых людоедов. Но долго Марианна не выдержала. Сделав сестре знак, чтобы та осталась, она встала и поспешила прочь из комнаты.

— Бедняжка! — воскликнула миссис Дженнингс, стоило ей уйти. — Я и не подозревала, что бывает такое дурное настроение, которое не поднимет рассказ о том, как акулы лопают французов! Ах, если бы я знала, что может ее утешить, немедленно бы за этим послала! А ведь на этой неделе в Аквамузее показывают новые экспонаты! Тюлени с бакенбардами! Рыбы-клоуны, танцующие тарантеллу! Но ее ничто не утешит! И как только мужчина смог учинить подлость такой красавице! Но когда у одной столько денег, а у другой почти ничего, тогда уж, прости господи! Большего и не надо!

— Так эта девица, — вмешалась Элинор, — мисс Грей, верно? Она очень богата?

— Пятьдесят тысяч фунтов, душенька.

— И что же про нее говорят? Она мила?

— Никогда не слышала о ней ничего дурного, право, я вообще почти ничего о ней не слышала. Но ваша сестра поднялась к себе. Неужели мы не сможем ее развлечь? Может, нам сыграть во что-нибудь? Я знаю, вы не поклонницы каранкроллы, но неужели нет игры, которая бы ей нравилась?

— Сударыня, вы слишком добры. Я постараюсь убедить ее лечь пораньше, ведь ей, несомненно, нужен отдых.

— Да-да, так будет лучше. Господи! Вот почему последние две недели она была такая бледненькая, вот к чему все шло! И это письмо стало последней каплей! Ах, бедняжка!

— Справедливости ради я должна отметить, что мистер Уиллоби не был с ней помолвлен.

— Не притворяйтесь, что защищаете его! Не был помолвлен! После того, как он показал ей весь Алленгем, как подарил ей морского конька, Короля Иоанна…

— Якова.

— Да, Короля Якова, после того, как они уговорились, в каких комнатах будут жить после свадьбы! — Обе помолчали, затем миссис Дженнингс с обычной своей веселостью продолжала: — Ну что ж, душенька, тем лучше для бедного земноводного полковника Брендона! Теперь она снова в досягаемости его уродливых щупалец. Попомните мое слово, они поженятся к Иванову дню. Господи, какой жуткий булькающий смешок издаст полковник, когда услышит эти новости! Надеюсь, сегодня он к нам зайдет. Куда как лучшая партия для вашей сестры! Две тысячи в год и никаких закладных, никаких хлопот! Поверьте, Делафорд — прекрасное имение, на века строено, со всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами. Из-за своей болезни полковник привык жить в уединении, так что видели бы вы, какой там забор! Я приободрю полковника, как только смогу. Ах, вот бы заставить ее позабыть о Уиллоби!

— Да-да, сударыня, — согласилась Элинор, — если это нам удастся, то на худой конец мы обойдемся и без полковника Брендона.

С этими словами она поднялась и удалилась к Марианне, которая стояла, прижавшись к стеклу купола, и показывала проплывавшей мимо рыбе-прилипале, с какой радостью она бы поменялась с ней местами. Единственное, что она сказала сестре, было: «Лучше оставь меня», — и то оказалось не так-то просто разобрать, поскольку лицо от стекла Марианна так и не отвернула.

Вернувшись в гостиную, Элинор воссоединилась с миссис Дженнингс, а вскоре, к вящему изумлению обеих, и с полковником Брендоном, который и в самом деле приехал их навестить. По взгляду, которым он окинул гостиную, Элинор догадалась, что Марианну он увидеть не ожидает и не желает. Миссис Дженнингс подошла к чайному столику, за которым восседала Элинор, и прошептала ей:

— Полковник так же угрюм, как и всегда. Видите, как печально торчат его щупики? Он ничего не знает. Скажите ему, душенька.