Журнал «Если» - «Если», 2006 № 07

Кто-то или что-то глухо рычало вдали.

И с каждой секундой рычание становилось все громче.

Голеску поднял голову. И в одно мгновение, которое до конца жизни являлось ему в кошмарных снах, он увидел мерцающие, как угли, глаза и ослепительно-белые зубы, стремительно надвигавшиеся на него из мрака. И чем ближе они становились, тем громче раздавалось у него в ушах грозное рычание, от которого, казалось, вибрировали кости. Вот жуткие глаза оказались совсем рядом, и в свете факелов Голеску разглядел вытянутые руки, перепачканные в глине скрюченные пальцы, волочащийся по земле саван и выражение безумной ярости на перекошенном лице.

— Боже милостивый, это же Амонет!.. — пробормотал Голеску и в следующий миг обмочился. Как видно, Черная Чаша снова не сработала.

— Я тебя пр-р-р-рикончу! — прогремела Амонет, бросаясь к нему. Голеску в панике заметался по помосту, но страх придал ему прыти. Оттолкнувшись от края сцены, он совершил головокружительный прыжок и приземлился прямо на спину гигантской птицы. Судорожно сжав коленями огненно-красные петушиные бока, Голеску пятками пришпорил своего скакуна, словно это была обычная лошадь.

Оглушительное кудахтанье раскололо ночь. Петух захлопал крыльями, неуклюже подпрыгнул и в страхе бросился наутек. Голеску, мертвой хваткой вцепившийся в отливающие медью перья, оглянулся через плечо и успел заметить Эмиля, который, тряся проволочными усами, пытался выбраться из бутафорского гроба.

— Дядя Барбу! — провыл он, но Амонет уже схватила паренька за лодыжку и потянула к себе. Еще секунда — и слабо барахтавшийся мальчуган почти исчез в грязно-белых складках ее савана. Последним, что увидел Голеску, была Амонет, властно прижимавшая Эмиля к груди в жуткой пародии на Мадонну с младенцем.

Больше Голеску не оглядывался. Крепко обхватив руками шею петуха и отчаянно работая пятками, он мчался сквозь ночь, на лету оплакивая утраченную любовь и проклиная злосчастную судьбу. В окружении сияющих золотых перьев он мчался, словно ужасный дух, сквозь огонь, воду и слабый свет равнодушных звезд. Наступивший день застал Голеску еще в пути. Кто знает, где закончился этот его стремительный бег?…

Впрочем, за дремучими лесами и синими горами затерялась среди топей и ручьев крошечная деревушка. Туда не ведет ни одна дорога, и тамошние мужчины вынуждены жениться на двоюродных сестрах. В этой деревне бытует легенда о том, как однажды, много лет назад, на болотах объявился сам Дьявол верхом на золотом петухе. Жители были так напуганы видением, что пали пред ним ниц и пообещали Дьяволу сделать его своим королем, если он сохранит им жизнь.

В легенде говорится, что Дьявол некоторое время прожил в той деревне. Надо сказать, что из него вышел сравнительно неплохой король, поскольку в той части света добрые короли не редкость. Вот только он слишком часто оглядывался, опасаясь, как бы его жена, которую он называл Мать Тьмы, не настигла его нежданно-негаданно. Его страх был так силен, что он боялся оставаться долго на одном месте и вскоре снова отправился в путь, чтобы не дать ей догнать себя.

Когда Дьявол исчез, жители деревни были довольны, хотя никто из них не мог бы объяснить — почему. Ведь, как ни суди, он был неплохой король. И все же без него стало как-то лучше. «Даже черт боится свою жену!..» — говорили друг другу крестьяне и глубокомысленно качали головами. Они повторяли эту фразу так часто, что чиновник Министерства культуры, посетивший их затерянную деревню много лет спустя, записал ее в книгу народных пословиц и поговорок.

Но если вам случится побывать в стране, где произошли описанные события, вы напрасно будете искать эти слова в сборнике пословиц, потому что какой-то вандал вырвал нужную страницу.

Перевел с английского Владимир ГРИШЕЧКИН

© Cage Baker. Mother Aegypt. 2004. Публикуется с разрешения автора и ее литературных агентов, Virginia Kidd Agency (США) и Агентства Александра Корженевского (Россия).

Тебе сегодня лучше, милая, я вижу, тебе лучше, Елена Семеновна говорит, что ты поела немного каши, ты должна хорошо кушать, чтобы поправиться, я приподниму тебе подушку, так тебе удобнее, давай, если хочешь, поиграем в нашу игру, ты еще не забыла последний маршрут, куда это мы летали, да-да, ты права, на Вегу, погоди, я тебе еще немного приподниму подушку, и мы отправимся…

… Вега. Созвездие Лиры. Четыре звезды ромбиком. Вега в уголочке. Видишь? Самая яркая. Самая яркая звезда на небе — летом, конечно, а зимой Сириус, туда мы с тобой летали в декабре. Представила? Голубая яркая Вега, поворачивай корабль, штурвал у тебя, два румба к востоку… Что ты говоришь? Оранжевая? Нет, солнышко, Вега — голубая и самая яркая. Почему ты настаиваешь, может, ты не туда смотришь? Хорошо, пусть будет оранжевая, это не так уж важно. Что ты говоришь, солнышко? Рядом действительно голубая, только слабее? И кажется, будто две капли? Милая, ты, наверное, перепутала — оранжевая и голубая, рядом, как капли, это Альбирео, в созвездии Лебедя, я тебе рассказывал, но туда мы полетим в другой раз, а сегодня Вега, хорошо? Да-да, оранжевая, как апельсин. И голубая пусть рядом, если тебе так хочется, не будем спорить… Господи, сейчас-то уж какая разница, пусть будет оранжевая, пусть будет зеленая, пусть хотя бы просто будет…

— Доктор, она сегодня выглядела гораздо лучше, я вам говорю. Не такая бледная.

— Садитесь, Владимир Александрович. Я сожалею, но… Это временно. Девочка очень обрадовалась вашему приходу.

— Ей стало лучше, я вижу.

— Боюсь, Владимир Александрович, эта неделя… м-м… окажется последней. Вы должны быть готовы.

— Вы не можете так говорить, доктор!

— Ремиссия… Вы знаете, последняя пересадка не помогла, и…

— Вы не имеете права так говорить! Господи, ей всего пять лет! Она должна жить, пусть лучше я…

— Сожалею, Владимир Александрович, но болезнь не разбирается…

— Еще одна пересадка?

— Сожалею…

— Да, я понимаю. Вы правы, доктор, она выглядит лучше, но что-то уже… Знаете, мы играем… У Машеньки богатое воображение, замечательная память, я с трех лет учил ее запоминать звезды и созвездия.

Мы играли, я рассказывал о звездах, показывал на небе, если был ясный вечер, и мы как будто отправлялись на звездолете, Машенька навигатором, наносила маршрут на карту — в уме, чтобы лучше запомнить, меня отец так учил, когда мне было шесть или семь лет, я до сих пор помню, может, потому и стал астрофизиком…

— Не нужно так волноваться. Я хочу сказать…

— Подождите, доктор, послушайте. Она уже запомнила много звезд и половину созвездий, северные — почти все. А сегодня… Я проложил маршрут к Веге, мы уже летали туда, она прекрасно знает Лиру и все звезды… Голубая Вега, а сегодня Машенька сказала, что Вега — оранжевая. Спутала Вегу с Альбирео. Я подумал… Наверное, вы правы. Ей не лучше. Она начала забывать… Господи, это ужасно… Почему? Почему — дети? Почему не…