Антон Первушин - Первая экспедиция

У дорожного знака «Лелiв» Привалов сел на грязный потрескавшийся асфальт и раздельно произнес:

– Я. Дальше. Не пойду.

Все остановились.

– Что значит «не пойду»? – спросил Плюмбум. – Сдохнуть хочешь?

Привалов не ответил, тупо глядя перед собой.

– Урод! Тряпка! – Плюмбум резко повысил голос. – Встал и пошел! Лариса идет, и ты пойдешь!

Привалов поднял глаза и мрачно ухмыльнулся – словно мертвец скалился.

– Ты на меня посмотри, – предложил он. – И на Ларису. Я больше не могу.

– Да, – согласился Плюмбум. – Нехрен было гамбургеры жрать. А сожрал – изволь пробежаться или отжаться. Но ты у меня пойдешь. Сейчас прямо встанешь и пойдешь, скотина жирная.

Он приблизился к Привалову с явным намерением ударить пару раз по обрюзгшей физиономии, поднять и погнать, но тут из подлеска справа от шоссе вдруг послышалось отчетливое потявкивание. А потом завыли три глотки.

– Блин, – сказал Плюмбум и вытащил пистолет из кобуры. – Откуда они берутся?

Из всей честной компании второй ПМ он доверил Ларе – после пяти километров по шоссе Плюмбум увидел, что она держится тверже любого из этой убогой и хлюповатой компании интеллигентов. Болек и Лёлек, на которых Плюмбум поначалу возлагал большие надежды, заистерили после нападения собак и шли боясь всю дорогу. Даром что отслужили в свое время на Кавказе. Если им оружие доверить, перестреляют всех на хрен. Шурик-С-Цитатой самоустранился – и без того немногословный, он окончательно замкнулся, хорошо хоть выполнял все, что ему приказывали. И на том спасибо. Сплошной балласт, короче. Но сбросить нельзя – все-таки живые люди. Хоть и интеллигенты.

Л ара тоже извлекла пистолет, сняла с предохранителя и кивком головы показала, что готова открыть огонь. Стояла она эффектно: стройная фигура в спортивном костюме, подсвеченная закатом, в правой отставленной руке – пистолет, левая рука перехватывает запястье правой, прям рекламная дива с плаката очередного американского блокбастера, залюбоваться можно, однако ситуация не располагала к любованиям. Увы.

Плюмбум, напрягая зрение, всмотрелся в подлесок. Показалось, что различил подвижные тени в кустах рябины, но скорее всего это была иллюзия, порожденная нервным ожиданием. На двоих с Ларой оставалось семь патронов. Если собак всего три, если подпустить их поближе и стрелять наверняка, то должно хватить. Если собак будет больше…

В ту же минуту качнулась земля – зону отчуждения затрясло, как трясло ее каждый час третьи сутки подряд, но на этот раз толчок оказался сильнее, в пять-шесть баллов по шкале МШК. И был он столь внезапен, что Плюмбум пошатнулся, потерял равновесие и упал на согнутое колено, зашипев от боли.

Собак оказалось больше – намного больше, чем надеялся Плюмбум. Стая из двенадцати особей под предводительством матерого альфа-самца вышла из подлеска и неторопливо двинулась в сторону шоссе, рассыпаясь в цепь. Собаки поскуливали и потявкивали, припадали к земле, но продолжали идти, словно их гнала неодолимая сила.

– Твою мать! – только и смог ругнуться Плюмбум.

Он не стал подниматься с колена, а вместо этого

по примеру Лары перехватил правую руку в запястье, чтобы не дрогнула, чтобы пуля ушла точно в цель.

В такие моменты лучше вообще не думать, волевым усилием очистить голову от посторонних мыслей, забыть о прошлом и не планировать будущее, однако Плюмбум не сумел справиться с собой – он никак не мог понять, почему одичавшие чернобыльские псы, эти гибриды из бульдога с носорогом, которые, начиная с третьего поколения, старательно избегали встреч с человеком, вдруг вышли на большую дорогу и принялись нападать – яростно и в то же время слепо, пренебрегая элементарными правилами охоты стаей. Собаки как будто взбесились, но ни пены на клыках, ни поджатых хвостов не видно. Что творится в этой чертовой зоне?!

Разумеется, сгаю заметили и другие. Болек тихо запричитал. Лёлек принялся бормотать молитвы – он недавно уверовал и воцерковился. Шурик-С-Цитатой просто сел рядом с Приваловым и закрылся руками.

– Сашка, встать! – крикнул Плюмбум, оглянувшись на спутников и увидев картину полной дезорганизации. – Достань нож.

Шурик-С-Цитатой вяло отмахнулся и снова спрятал голову.

– Твою мать, – сказал Плюмбум безнадежно.

Собаки приближались. Уже были видны их блестящие глаза.

Плюмбум прицелился в большого серого пса, которого определил как альфу. Надеялся, что если с первого выстрела уложит вожака, то остальные не смогут слаженно атаковать или вообще разбегутся. Надежда была слабенькая: чтобы остановить первую стаю, встреченную еще у пруда-охладителя, пришлось перестрелять ее всю, до последнего щенка.

– Пара, – сказал Плюмбум, – видишь суку слева от матерого? Она твоя. Потом берешь на себя весь левый сектор. Я стреляю в тех, кто справа.

– Поняла, – отозвалась девушка, голос ее чуть дрогнул. – Мой сектор левый.

– Держись, Лapa. – Плюмбум через силу постарался изобразить уверенность, однако получалось плохо. – Мы уберем их на раз.

Фраза из старой песни, которую часто исполнял на вечерних посиделках Шурик-С-Цитатой, помогла: Лара фыркнула, и, может быть, ей стало хоть на чуточку легче жить…

– Стреляй только по моей команде, – предупредил Плюмбум и зачем-то повторил: – Только по моей команде.

Собаки приближались. Десять метров… девять метров… восемь… семь… Интервалы между отдельными особями заметно увеличивались, крайние твари ускорились, цепь начала изгибаться, охватывая людей с флангов, и тогда Плюмбум негромко приказал:

– Огонь, – и сам нажал на спусковой крючок.