Журнал «Если» - «Если», 2007 № 03

Когда военные подрядчики поняли, что имеются веские причины строить гигантские фабрикаторы размерами с верфь, игра в основном была окончена. Третий переходный период стал новой «реальной политикой», а новая экономика — повседневностью. Старый порядок закончился. Превратился в нечто такое, чего никто не мог вспомнить и даже не хотел вспоминать.

Оставалось сделать несколько спокойных ходов и поставить мат. А потом игра просто остановилась. Кто-то положил на бок белого короля так мягко и незаметно, что почти невозможно было догадаться, существовал ли когда-то белый король…

Борислав отправился в тюрьму. Необходимо было, чтобы кто-то туда отправился. Парни без комплексов быстро нашли теплые места при новом режиме. Фанатики отчаялись поучаствовать в новом распределении благ и убежали лелеять свое горькое разочарование.

В качестве действующего бунтовщика, чья основная задача заключается в том, чтобы выполнять роль подставной фигуры в обществе, Борислав стал подходящим кандидатом на публичное наказание.

Борислав сдался отряду копов. Его арестовали при свете прожекторов. Ему инкриминировали «заговор»: довольно мягкое обвинение, учитывая кучу настоящих преступлений, совершенных его группой. То были необходимые, повседневные преступления любого революционного движения, такие, как рэкет, контрабанда, диверсии и антиправительственная агитация, пиратское производство, отмывание денег, изготовление фальшивых документов, незаконное вселение в захваченные жилища, незаконное ношение оружия и так далее.

Сидя в тюремной камере, которая немногим отличалась от киоска, Борислав открыл истинное значение старого термина «исправительный». Исправляющимся надлежало размышлять и обдумывать способы избавиться от своих пороков. Такова была основная идея.

Конечно, любое современное «исправление» состояло по большей части из оживленных торговых сделок. Никто ничем особенным не владел в этой тюрьме, кроме места на стальной койке и очереди в душ, поэтому такие простые товары, как мыло, высоко ценились среди местных обитателей. Борислав, который досконально освоил уличную торговлю, естественно, преуспел в этом бизнесе.

Борислав много размышлял о сокамерниках. Они тоже были людьми, и многие из них попали в тюрьму по его вине. В любой переходный период люди теряли работу. Они разорялись, утрачивали перспективу. Это толкало их на отчаянные поступки.

Борислав не слишком сожалел о беспорядках, которые устроил в этом мире, но часто думал о людях, ставших их заложниками. Где-то в какой-то тюрьме сидит какой-то неплохой парень, у которого есть жена и дети и который потерял работу, потому что ее отняли фабрикаторы. У парня бритая голова, уродливый оранжевый спортивный костюм и отвратительная еда, как и у самого Борислава. Но у этого парня гораздо меньше причин находиться за решеткой. И гораздо меньше надежды. И неизмеримо больше сожалений.

Мать навещала Борислава в тюрьме. Она приносила распечатки посланий многих сочувствующих. Казалось, мир полон незнакомых иностранцев, которым больше нечем заняться, кроме как отправлять по электронной почте длинные ободряющие послания политическим заключенным. Ивана, его верная соратница в дни настоящей жизни, теперь не объявлялась. Ивана знала, как с наименьшими потерями выйти из ситуации, когда твой мужчина уходит, чтобы совершить какую-нибудь глупость, например, добровольно сдаться властям.

Эти незнакомые иностранцы излагали старые, урезанные, плохо сформулированные мысли о том, чем он занимался раньше. Они были Голосом Истории. У него самого не было голоса, который он мог бы отдать истории.

Через двадцать два месяца новый режим простил его — в рамках общей амнистии. Ему велели не совать свой нос куда не следует и не открывать рот. Борислав так и делал. В любом случае, ему почти нечего было сказать.

Прошло время. Борислав вернулся в свой старый киоск. В отличие от черного киоска-фабрикатора, этот торговал вещами, которые нельзя было скопировать: в основном, продуктами.

Теперь фабрикаторы открыто стояли повсюду, техника копирования шла вперед гигантскими шагами. Поверхности стали делать шершавыми, и они сияли пастельными цветами. Инженеры создали мягкие, гнущиеся волокна для тех деталей, которые должны быть гибкими. Мир находился в очередном переходном периоде, но ни один переходный период не прикончил мир. Революция просто перевернула пласт на компостной куче истории, подняв на поверхность то, что лежало под спудом.

Повинуясь прихоти, Борислав пошел в хирургический кабинет и сделал себе на фабрикаторе новую берцовую кость. После скучного периода выздоровления, так как в его годы ткани заживали медленно, он впервые за двадцать пять лет вспомнил, что значит ходить не хромая.

Теперь он мог гулять. И гулял много. Ему нравилось ходить правильно. Он прогуливался по бульварам, посещал интересные места, носил красивые туфли.

Потом вышло из строя правое колено, в основном, из-за интенсивной ходьбы на неразрушимой искусственной кости. Поэтому ему снова пришлось вернуться к трости. Чудесное средство не спасло ногу, но заставило прислушаться к сердцу. Раздробленная кость служила источником страдания Борислава на протяжении многих лет. Она сформировала его душу. А колену осталось поболеть каких-нибудь пару лет… Так, небольшой эпизод по сравнению с несчастьем всей жизни.

Чтобы пройти скромное расстояние от дома до могилы матери, не требовалось больших усилий. Город все время угрожал сносом его старому многоквартирному дому. Эти дома были неказистыми, уродовали пейзаж, и, откровенно говоря, их следовало снести. Но угрозы правительства заняться преобразованием всегда оставались пустым звуком, а на ренту он мог прожить. Он был домовладельцем. Этот род деятельности никогда не пользовался популярностью, но кто-то ведь должен им заниматься… Хорошо, если такой человек к тому же умел чинить трубы.

Он испытывал большее удовлетворение от того, что его мать получила последний могильный камень из настоящего гранита. Все остальные вышли из сопла фабрикатора.

Доктор Грутджанз больше не работала в правительстве. Она замечательно сохранилась. Можно даже сказать, что эта чиновница из чужой системы выглядела моложе, чем много лет назад. Она носила две тугие нордические косы. И элегантный розоватый свитер. И высокие каблуки.

Доктор Грутджанз поделилась своим жизненным опытом в Третий переходный период. Это был ее собственный исповедальный текст, снабженный в Сети фотографиями, звуковыми записями, ссылками на сайты и многочисленными комментариями в помощь читателю.

— На ее могильном камне очень красивый шрифт, кириллица, — отметила доктор Грутджанз.