Журнал «Если» - «Если», 2010 № 11

Думала и в ту минуту, когда спохватилась и обнаружила, что сижу на скамье напротив обиталища пары клонированных белых медведей. Свой корм они ели не даром, карабкались день-деньской на высочайшую точку своих владений и оттуда падали в пруд, привлекая уйму зевак. Шлепок брюхом о воду напоминал гром, а вздымающиеся брызги — взрыв. Среди посетителей парка не одна я такая нашлась — другие тоже подыскали удобные для любования медвежьим шоу местечки. Приятно, что ни говори, сидеть и смотреть, как звери, святая простота, радуются жизни.

Через некоторое время я пригляделась к логову. Двое взрослых медведей не испытывали неудобств, однако их территория была почти вдвое меньше, чем выглядела. Благодаря ухищрениям строителей со светом и перспективой воображению рисовались арктические просторы, где когда-то вольно гуляли предки этих зверей. На самом деле сходство с земным Заполярьем было лишь условное, да и наших медведей сегодняшняя Арктика убила бы так же быстро, как и лунный вакуум, окажись они вне купола.

Фреска на изогнутой полумесяцем задней стене медвежьего приюта изображала ледяные поля, густую синеву неба и кочующих морских котиков вдали. Картина меня восхитила: кажется, каменные элементы вольера сливаются с фреской, и почти невозможно угадать границу между настоящим и поддельным.

Фреске, разумеется, полагалось радовать не медвежий, а человеческий глаз — звери не способны оценить эти образы из истории своего вымирающего вида. Сидя в тепле искусственного весеннего дня, я подумала: интересно, медведи воспринимают свою естественную среду обитания в двухмерном изображении? А если воспринимают, то принимают ли ее на веру? Может, глядя на несуществующих котиков в несуществующих километрах, мишки ломают голову, как бы добраться до этакой вкуснятины? Поймут ли они когда-нибудь, что нет ничего проще — надо только подойти к стене под правильным углом.

Конечно, не поймут. Они звери, а не философы. Но неужели это единственная причина, не дающая им найти ключ к отгадке? Будь у полярного медведя хотя бы воображение и логика сумасшедшего Кена Дестри, смог бы он поверить, что способен преодолеть невидимый барьер и с помощью этой веры оказаться в краю, который считает родным?

Люди на такое способны. Я это знаю наверняка, потому что видела своими глазами.

Вопрос в том, должна ли я отдать этому путешествию собственную жизнь.

Не стану утверждать, что решение пришло ко мне именно тогда. В старый дом Малькольма Белла я переехала только через тридцать лет, и все это время сомневалась и колебалась. Могу только сказать, что кое-какое влияние на мой выбор тот день в парке оказал.

Еще один заслуживающий упоминания день — это когда мы с Беллом впервые встретились и он велел взять его за руку.

Там был мир. И мир неплохой. С деревьями, не похожими на деревья, горами, слабо напоминающими горы, и небом, какого я прежде не видела никогда. Так красиво, так гостеприимно. Воздух — не надышаться; легкие наполнились энергией, взбодрилась каждая клеточка тела. А еще там было озеро, от него шел аромат, несомненно безопасный для человека — ведь в розовой воде вовсю плескались дети, играли с гладкокожими и большеглазыми животными: я бы их назвала котиками, будь у котика на лапе противопоставленный большой палец. На одном берегу пляж окаймляла цепочка коттеджей, скромных и по размерам, и по экстерьеру; над всеми без исключения развевался лунный государственный флаг, над некоторыми — флаги древних земных стран.

В тот день мы с Малькольмом Беллом спустились с холма и обнаружили, что среди коттеджей есть незанятые — их хозяева отправились путешествовать. Но поселок не пустовал, мне на глаза попалось не меньше двадцати человек в возрасте от младенческого до почти пожилого. Они узнавали моего спутника и приветливо махали с уютных веранд.

А тот, покинув анахоретову пустынь, как будто сбросил добрых тридцать лет. Пускай никуда не делись морщины и волосы остались седыми, но глаза наполнились жизнью, зажглись любовью к людям. Я вдруг засмущалась, но все ж посмела поинтересоваться, поведя вокруг рукой:

— Так что же, все они — отшельники Темной стороны?

Мой вопрос вызвал бурное веселье.

— Почти все, — отсмеявшись, ответил Белл. — Одни самостоятельно нашли сюда дорогу, а кое-кого, вроде этого молодца, — указал он на человека, сошедшего с крыльца и направившегося к нам, — привели мы, решив, что он того заслуживает.

Необыкновенной пышности усы придавали мужчине самый что ни на есть геройский вид. Судя по походке и протянутой для приветствия руке, настроен он был дружелюбно, но в его глазах я не увидела теплоты. «Ее и не бывает, — объяснил мне позднее Белл. — Не тот у него эмоциональный репертуар».

Мигом вспомнив его слова о разуме, способном попирать время и расстояние, нарушать общепринятые законы физики, жизни и смерти, я почувствовала, как ослабли колени. И, подав незнакомцу руку, сбивчиво проговорила:

— Зд-дравствуйте. Я Д-Джесси Джеймс.

Усача, судя по его виду, подмывало хихикнуть, но он сдержался. А может, в его эмоциональном репертуаре смеха не было тоже.

— В самом деле?

— Это не шутка, — ответил за меня ухмыляющийся Белл. — Ее и правда так зовут.

Обладатель моржовых усов пожал мне кисть. А я уже почти не сомневалась, что сейчас он представится как Уайатт Эрп. Тот самый Уайатт Эрп! Неужто его забрали из времени, истории и даже смерти и перенесли сюда, чтобы он мог вечно жить среди звезд? В тот день я уже успела понять, что нет ничего невозможного. Ведь мне мечталось о подобном чуде, а Белл умел стирать разницу между «мечталось» и «сбылось».

Но я не угадала.

Пускай известностью Малькольм Белл ничуть не уступал Уайатту Эрпу и легенда о лунном стрелке часто перекликалась с легендой о тумстоунском шерифе, как реальный человек он не должен был Эрпу ничего. Он задолжал другому.

А кому именно, я узнала, когда усач проговорил:

— Рад с вами познакомиться, мэм. Я Кен Дестри.

Перевел с английского Геннадий Корчагин

Иллюстрация Владимира Бондаря

© Adam-Troy Castro. Gunfight on Farside. 2009. Печатается с разрешения автора.

Повесть впервые опубликована в журнале «Analog» в 2009 году.

Перефразируя знаменитое высказывание Осла из «Шрека», можно уверенно заявить: «Вестерны любят все!». Ну кто из нас в детстве не играл в ковбоев и индейцев и не засматривался фильмами с Клинтом Иствудом! И ведь обаяние ковбойских историй с одинаковыми, чего уж греха таить, сюжетами оказалось настолько всеобъемлющим, что от чар вестерна не убереглась даже фантастика, которой вроде бы чужды револьверы и скакуны. О вестерне в кинофантастике мы уже рассказали нашим читателям (см. статью в «Если» № 5 за 2008 год «Револьверы и звездолеты»), а теперь обратимся к литературе.