Зиновий Юрьев - Повелитель эллов

Но наплывала уже откуда-то уверенность, что решение уравнения может оказаться проще, чем казалось. А шла эта уверенность от того, что эбры мне нравились.

Стой, дурак, крикнул я себе мысленно. Тебя же честно предупредили там, в подвале, что заставят тебя полюбить бесплотных духов, говоривших с тобой. За что ты должен любить этих безумных повелителей Элинии? За сверхъестественную самоуверенность? За абсолютное равнодушие к чужим судьбам?

Но ведь и себя, себя они тоже не жалеют, эти отчаянные ребята. Ведь есть, есть что-то подкупающее в их бесшабашной удали.

Нет, удаль за свой счет — пожалуйста. За счет других — это уже не удаль, а преступление.

И все-таки, и все-таки чем-то ведь они симпатичны, эти лихие упрямцы, стремящиеся только вперед и не хотящие даже вспоминать катастрофу, практически уничтожившую их мир.

Итак, новая задача, Юрочка: попробуй определить, свободна ли твоя симпатия к ним, или она насильно всунута тебе в голову. Действительно ли они нравятся тебе, или ты похож на фаршированного гуся, который думает, что начинка в нем — плод его любви к начинке.

В этот момент в двери показался Варда. Вид у него был измученный, глаза ввалились, шерсть всклокочена, но никогда я не испытывал такого облегчения, как в то мгновение, когда он просунул длинную шею в щель двери. И за него, и за себя.

Я вскочил с ложа и бросился к корру:

— Варда! Как хорошо, что ты пришел.

— Я бежал все время, не останавливаясь.

— Отдохни сначала, потом расскажешь. Отдышись.

— Нет, я не могу отдыхать. Я должен быстрее тебе рассказать. Ты был прав, Юуран…

— Подожди, как тебе удалось проскользнуть ко мне? Тебя кто-нибудь видел? Ведь только начинает смеркаться.

— Нет. Я подкрался к крайним стенам, улучил момент, когда никого не было видно, и прокрался к тебе. Можно я начну рассказывать?

— Конечно, брат Варда.

— Тогда слушай. Я прибежал к Шестому. Так ты называешь неживого, который нашел источник. Я верил тебе, Юуран, но все-таки я хотел сам убедиться. Где-то все-таки оставалось во мне крохотное сомненьице: а вдруг пришелец ошибается? А вдруг все это его фантазия? Вдруг неживые действительно учат нас добру? Я прибежал к Шестому и сказал:

— Учитель, — корры всегда так обращаются к неживым, — учитель, я торопился к тебе, чтобы рассказать тебе. Я убил двух эллов, и все среди Зеркальных стен посходили с ума. Все обвиняют в убийствах друг друга, Семья распадается, здесь и там начинаются драки. Раньше среди Зеркальных стен было всегда тихо, как бывает тихо по утрам, когда убегает ночной ветер. А теперь там постоянные крики.

— Хорошо, — медленно кивнул Шестой. Было уже поздно, и неживые двигались с трудом. — Хорошо, что ты несешь эллам добро, освобождая их от рабства Семьи.

— Это не все, учитель, — торопливо продолжал я. — Я случайно подслушал разговор. Два элла говорили о Больших развалинах…

— Ну и что ты слышал? — быстро спросил Шестой.

— Они говорили, что с тех пор, как получили имя, им стало интересно бывать там.

— Почему? Они не говорили, почему? — Мне показалось, что будь Шестой только что обновлен после источника, он бы схватил меня от нетерпения щупальцами и тряс бы, чтобы побыстрее вытрясти из меня все, что я знаю.

— Говорили. Они говорили, что развалины стали совсем легкими. Один из них рассказал, что видел дыру, в которую вообще нельзя опуститься.

— Он так и сказал? — прошептал Шестой.

— Да, так и сказал. — Я увидел, что отделять слова от смысла легко, и тени пустых слов сами выскальзывали из меня. — Да, так он и сказал. Он еще добавил, что несколько раз пробовал опуститься вниз, но что-то не пускало его. В нем сразу же не оставалось тяжести, как будто он был готов взлететь. Он еще рассказал, что один раз сделал неосторожный шаг, и взмыл в воздух, и опустился в яму, но она удержала его и не пустила вниз, и после этого он чувствовал себя как-то странно, легко…

— И ты знаешь, где эти развалины? — в волнении спросил Шестой.

— Конечно, учитель. Я много раз видел их.

— Ты должен сам проверить, правду ли говорил элл.

— Обязательно, учитель. Я уверен, это правда. Эллы не лгут, они не умеют расщеплять слова, но я все равно проверю сам. А потом и вы сможете посмотреть сами.

— Это далеко, Варда, нам не докатиться туда.

— Ничего, учитель. Мы донесем вас.

— Спасибо. Ты не представляешь, как сладостны твои слова.

Я повернулся, чтобы идти, но Шестой сказал:

— Варда…

— Да, учитель?

— Я хотел попросить тебя…

— Да, учитель?

Неживой, казалось, колебался. Наконец он пробормотал:

— Не нужно тебе больше заходить за Зеркальные стены…

— Почему?

— Эллы могут наброситься на тебя…

— Конечно. Они и сегодня едва не схватили меня.

— Правда?

— Да, я еле вырвался от них.

Неживой издал тихий стон:

— Глупые твари, жестокие твари… Они бы растерзали тебя.

— Да, они полны гнева и ненависти.

— И ты бы остался возле Стен и не пришел сюда с благой вестью… Прошу тебя, Варда, пусть другие несут эллам добро, а ты береги себя. Мы обязательно должны исследовать с тобой этот источник.

Я вышел от Шестого полный печали и ненависти. Теперь сомнений не оставалось. Неживые обманывали нас. Ты был прав.

Я пришел в наш дом. Это даже не дом, а загон, стены которого защищают нас от ночного ветра. Там был Курха и еще несколько корров. Я сказал:

— Корры, мы глупы. Нас обманывают. Нас используют в корыстных планах. А мы бегаем, пыжась от гордости.

Наверное, мне не следовало так сразу бросаться в бой. Наверное, нужно было быть хитрее, но я был переполнен негодования.

— Что с тобой, Варда? — спросил Курха, и в голосе его звучала тревога.

— Ты сошел с ума! — прошипел корр по, имени Раху.

— Ляг, отдохни, — попросил Курха. — Ты скорее всего бежал от эллов не останавливаясь. Бывает, от усталости слова путаются в голове, и выбираешь не те, что нужно.

— Нет, корры, — продолжал я, чувствуя, как меня распирает злоба на себя, на остальных доверчивых корров и больше всего на хитрых неживых. — Нет, корры, к несчастью, я не сошел с ума, я не путаюсь в словах, как новорожденный детеныш путается в траве. Мы обмануты. Мы думали, что нас учат долгу и добру, а на самом деле нами пользовались для своекорыстных целей.

— Варда, что ты говоришь? — прошептал Курха.

— Да, корры, он сошел с ума, — вздохнул Раху. — Бедный Варда, он всегда так старался понять учение неживых, так старался делать добро…

— Да не добро я нес, а зло! — крикнул я.

— Успокойся, брат, — ласково сказал Курха. — Ляг, положи голову на грудь мне, я прикоснусь к тебе, чтобы разделить твою боль. Разделенная боль всегда меньше.

— Не меня жалейте, глупые твари, себя надо жалеть! Таких глупых, таких доверчивых, таких невежественных!