Андрей Лазарчук - Гиперборейская чума

– Рифат! – крикнул я и бросился следом за беглецом.

Мы поймали его не сразу, но скоро. Интересно: он вырывался, отбивался, но не кричал. Лишь шептал: «ОМбиру, ОМбиру, ОМбиру…»

Впрочем, вру. В тот момент я не разобрал, что именно он нашептывал, кого так проникновенно звал. Потом уже я спросил, а он ответил.

А тогда я просто заметил на лице Рифата трудное выражение. Он сидел на корточках над поверженным негром и смотрел куда-то мимо меня.

– Возвращаемся? – спросил он.

– Ты с ума сошел, – сказал я. Руки начинали дрожать. – Нас же заметут, как пару окурков.

– Я говорю: домой возвращаемся? – уточнил он.

– Домой. Домой – да.

И мы огородами, огородами, вдохновляя и направляя беглеца, ушли к нашему «Москвичу», уже начавшему выделяться из ночной тени.

Рифат сначала завез меня в нашу контору, за что я был ему страшно благодарен. Негра он тоже вручил мне. За это я благодарен не был, но отказаться не смел. Негр впал в оторопь и лишь изредка бормотал что-то.

В конторе, окружив Хасановну, сидела вся наша экспедиция: Крис, Коломиец и Ираида. На полу громоздилась огромная серая коробка из-под телевизора, стол был завален папками – толстыми, тонкими, серыми, синими, розовыми, зелеными… Пахло старой лежалой бумагой, одновременно подмоченной и пыльной, – совершенно неповторимый запах плохих необустроенных архивов. И, конечно, плесень. Куда же без плесени?..

Они все повернули головы и посмотрели на меня с неудовольствием и любопытством. Вроде бы: и где ты шляешься, все кино пропустил, теперь вот рассказывать тебе, что и как… Я вытащил на свет нашего то ли гостя, то ли пленника.

– Ух ты, – сказала Ираида.

– Не знаю, как вы, – сказал я, – а мы с добычей. Этим афроафриканцем наши друзья намеревались повторить вариант Сергея Коростылева. Прошу любить и жаловать.

– Как ты его назвал? – переспросил Крис.

– По правилам политкорректности – «афроафриканцем». Говорят, что «негр» – это неприличное слово. Вроде как «пидор». И отныне вместо слова «дурак» прошу употреблять выражение: «представитель интеллектуального большинства»… – Я чувствовал, что меня несет, но удержаться не мог.

– Что-то случилось? – решил уточнить Крис.

– Боюсь, что братца Майкрофта нам предстоит использовать на сто пятьдесят процентов…

Раздался какой-то всхлип. Я повернул голову. Негр закатил глаза и сползал по стенке. Крис молча встал, ухватил парня под мышки, легко оттащил на кушетку. А я, время от времени начиная хихикать, поведал о своих забавных приключениях. Коломиец слушал и наливался тяжелым мраком. Зато у Ираиды начал восхищенно приоткрываться ротик. За это зрелище можно было многое отдать.

Коломиец прихлопнул тяжелой лапой по столу:

– Так…

Его прервал телефонный звонок.

– Началось, – хмыкнул Крис.

Хасановна сняла трубку.

– Да. Слушаю… Иван Петрович! Вас.

Я взял трубку. Это оказался Илас.

– Доктор, слушай. Я все еще тут неподалеку. Какой-то хрен у вас на крыше что-то делает, я не пойму, что…

– Спасибо, братка!

Я положил трубку и посмотрел на всех:

– Приключения еще не кончились…

У меня потом было много поводов улыбнуться своим словам. «Не кончились…»

Да они только начинались!

Впрочем, на крыше мы никого не обнаружили. Лишь к стойке антенны привязаны были какие-то длинные соломенные жгуты. Вонь от гниющих кошачьих трупиков была страшная…

Мало кому известно, что первый вариант романа Александра Беляева «Человек-амфибия» назывался «Человек с железными жабрами», героя звали не Ихтиандром, а Прохором, и рассказывалось в этом романе про базу для подготовки подводных диверсантов-разведчиков в Ялте. На следующий день после сдачи рукописи в издательство Беляева вызвали куда следует и настоятельно порекомендовали заменить железные жабры жабрами молодой акулы, исключить всякие упоминания СССР и вообще перенести действие куда-нибудь подальше. Что автор и сделал, к счастью.

Да что Беляев! Даже прижизненный советский классик Алексей Толстой был вынужден многое изменить и в конструкции аппарата инженера Лося, и в гиперболоиде инженера Гарина, не говоря уже о подлинных целях марсианской экспедиции. Сомневающиеся могут достать берлинское издание «Аэлиты» 1926 года и сравнить с любым советским. Мало того, «Аэлита» и «Гиперболоид» задумывались как единый роман, этакий «наш ответ уэллсовским марсианам»…

Молодая советская наука в двадцатые-тридцатые годы вытворяла такое, что и ныне представляется чудом. А молодая советская цензура (которой как бы не существовало, а был так называемый Гослит) сбивалась с ног в попытках заделать дыры в заборе. Иногда это удавалось, иногда нет. Во-первых, цензуре своевременно не докладывали, что является на сегодняшний день государственной или военной тайной. Во-вторых, в государстве тотального контроля, как ни странно, существовало множество изданий, трудноразличимых для Недреманного Ока по причине мелкости оных. Цензоры на местах были невежественны, ленивы, а зачастую – просто пьяны. За недосмотр они расплачивались постфактум. Печатная продукция изымалась, уничтожалась, помещалась в спецхран – но не могла исчезнуть полностью. Из районных и многотиражных газет сворачивали кульки для семечек и селедок, ими оклеивали стены под жалкие обои, оборачивали книги (сейчас это трудно представить), их клали в валенки как стельки… Были проблемы и другого рода. Детскую литературу, скажем, блюли жестко, но выискивали в ней лишь идеологическую крамолу, допуская утечку самых передовых научно-технических секретов. Взять, к примеру, «Приключения Карика и Вали»…

А всяческие справочники, путеводители, книги по краеведению и природоведению, книжки-раскраски, альбомы рисунков для аппликации и вышивки, кроссворды, ребусы, наконец, – переводные картинки!

Так что коробка из-под телевизора, принадлежавшая усопшему секретчику Мальчугану, вмещала в себя лишь ничтожную часть запретного советского знания. В основном это были смешные мелкие секреты. Кому сейчас интересен агитационный пулемет «Красный Максим», пули которого высвистывали мелодию «Интернационала»? Кто теперь знает, что скульптурная группа Веры Мухиной «Рабочий и колхозница» должна была служить носовой фигурой исполинского самолета «СССР»? Кто из пионеров предвоенной поры вспомнит сейчас, как они заготавливали в тридцать девятом мухоморы (красные – отдельно, пантерные – отдельно)? Наконец, Юрия Гагарина и Сергея Королева знает весь мир, а кто слышал о существовании зэка по имени Исаак Ушерович Блюм?

Газета «Котласский железнодорожник»

от 4 ноября 1960 г.

В наше прекрасное время, когда стараниями партии и правительства полным ходом идет освоение космического пространства и вот-вот на орбиту вокруг нашей планеты выйдет первый спутник с человеком на борту, когда в разоблачении культа личности Сталина расставляются последние точки, настала пора рассказать, наконец, о тех великих достижениях нашей науки и техники, которые в течение многих лет от советских людей скрывались за семью печатями.