Евгений Акуленко - Ротмистр

Ревин находил отъезд Ливнева скоропалительным. Как ни крути, ранее за спиной его маячила держава, плохая ли, худая ли, но чрезвычайно мощная и, что более важно, обладающая громадным потенциалом. Чуточку терпения, и можно было организовать себе такое место под солнцем, обременить себя такой фактической властью, которую не шевельнуло бы ничто, никакая смута и революция, не говоря уже про сменившегося монарха. Ревин рассчитывал занять главенствующее положение при государстве или группе государств с тем, чтобы используя их ресурсы, их науку и производства, шаг за шагом приближаться к заветной своей цели. Собственно, Ливнев со своей командой при таких планах стоили не много, но разбрасываться людьми деятельными, толковыми, опередившими свое время на десятилетия, Ревин не желал. А сказать проще, испытывал к бывшим своим коллегам дружеские чувства. Поэтому, прежде чем предпринимать какие-либо шаги, решил навестить Матвея Нилыча в Париже. А по пути заехать и к Айве, смутно отдавая себе отчет в том, что чувства к девушке в рамки дружеских не умещались совершенно.

…Четвертые сутки, не прекращаясь ни на секунду, лил дождь. Низкие облака смешивались с туманом, образуя плотную взвесь. Плащ помогал слабо, через какое-то время напитываясь влагой, и становился изнутри таким же мокрым, как снаружи. Казалось, в округе не отыскать ни одной сухой нитки. Сыростью отдавало все: белье постоялых дворов, нательные вещи, даже багаж в закрытых чемоданах.

В камине шипели дрова, горели плохо, почти не давая жара. Постоялые дворы, успевшие опротиветь за долгую дорогу, напоминали друг друга до деталей. Закопченный потолок, залепленные наносимой грязью половицы, тяжелый сизый смрад с кухни, кислый дух извозчиков, непередаваемый словами аромат мокрой овчины и пота. И ни одной приличной комнаты.

Ревин старался располагаться поближе к огню, пытаясь хоть как-то высушиться, но стоило отнять от очага одежду, как она тотчас же набирала воду.

– Что желает господин?…

Сгорбленный трактирщик-румын в расстегнутой безрукавке безошибочно определил состоятельного клиента и поспешил засвидетельствовать почтение лично.

– Жаркое, пирог с печенкой и пунш, – вздохнул Ревин. С кухни пахло именно этим. – Большую кружку…

Другого меню нет, проси не проси.

Хозяин удовлетворенно кивнул и заковылял прочь. Тотчас появилась миловидная служанка, смахнув со стола, утвердила глиняную посудину, напоминающую по форме кувшин с ручкой, одарила смущенной улыбкой. "Дочь", определил Ревин. Кивнул, поблагодарив, сделал хороший глоток, устраиваясь поудобнее у камина, и с удивлением ощутил на себе чей-то изучающий взгляд. Не просто любопытствующий, а напряженный, недобрый. Так мог смотреть агент сыскной полиции или грабитель, присматриваясь к жертве.

Ревин сосредоточился, полуприкрыл веки. И среди присутствующих, что виделись подрагивающими бесформенными образованиями, голубоватыми, равнодушными к нему, уловил еще чьи-то осторожные, едва заметные касания. Вот та персона, что сидит за столиком в дальнем углу, явно имеет к нему какой-то скрытый интерес.

Позади нависли двое, замерли в нерешительности и заспорили жестами кому начинать.

– Э, любезный, – неуверенно тронул за плечо один. – Разговор имеется…

– Ну, говори, – Ревин отхлебнул из кружки, не поворачивая головы.

– Выйдем…

– Здесь говори, – Ревин закинул ногу на ногу.

– Не заставляй просить, – в разговор вступил второй.

В спину ткнулся кинжал.

Ревин снова глотнул пунша, невозмутимо, будто не чувствовал лопаткой острый кончик.

Нападавший слегка надавил на рукоять, потом сильнее, еще сильнее… Но руку его сдерживала какая-то невидимая сила. А вальяжный господин, как ни в чем не бывало, прихлебывал из кружки и глядел на огонь. Лицо нападавшего исказили усилия, вот он уже висел на рукояти всем телом, но лезвие будто уперлось в камень. Невидимая глазу борьба продолжалась еще некоторое время, затем кисть нападавшего ожгло болью, будто раскаленным металлом, тот вскрикнул и разжал пальцы.

Нет, нагревать предметы Ревин не мог. Зато умел такое обстоятельство со всею натуральностью внушить.

Напарник глядел на потрясавшего рукой сотоварища, со смесью страха и недоверия, полностью утратив инициативу действия. Не найдя ничего лучшего, нападавшие в полном смятении ретировались, прошипев на прощание что-то невразумительное. Ревин не стал их задерживать, парочка его интересовала мало, гораздо меньше, чем фигура за угловым столиком.

Но едва неудавшиеся грабители скрылись из виду, странный субъект поднялся и подошел сам.

– А ведь вы господин Ревин? – без предисловий начал он. – Не так ли?

Ревин не ответил. Не спеша допил пунш, промокнул губы салфеткой.

– Меня зовут пан Маринеску, – субъект приложил к груди сжимаемый в руках картуз и наметил поклон. – Для вас – просто Тадеуш.

Был он не стар, но и не молод. Лицом и телом сух, спиною узок. Носил потрепанный сюртук и сапоги из кожи. Говорил по-русски с чудовищным акцентом, безбожно сглатывая окончания фраз, но бегло, желая, видно, произвести впечатление. Может статься даже разучивал перед зеркалом эту речь.

– Не сердитесь на меня, – Маринеску без приглашения присел напротив. – Это я подослал тех двоих… Так сказать, удостовериться…

Ревин устало вздохнул.

– Вот что я вам скажу, пан Маринеску… Сейчас я стану задавать вам вопросы, а вы на них отвечать… И советую хорошенько обдумывать свои слова, потому как если я почувствую, что вы лжете, то убью вас. Прямо здесь…

– Но позвольте! – попытался возмутиться Маринеску, – нет никаких оснований… Я – друг!…

– Вы не друг, – возразил Ревин. – И такой же родственник Айвы, как я дева Мария! Вы ведь это собирались заявить?… Что вы там вертите в кармане? Ее платок? Или брошь?…

– Вот, – Маринеску смущенно выложил скомканную тряпицу, – велела…

– Ничего она не велела!… – Ревин покачал головой и неуловимым движением свернул собеседнику палец. – Вы удерживаете ее насильно. Так?

Маринеску побледнел, впалые щеки его покрыла испарина.

– Девушка находится в превосходных условиях…

– Кто приказал?… Я спрашиваю: приказал кто? – Ревин демонстративно скосился на искалеченную кисть.

– Один очень влиятельный господин, – Маринеску поспешил спрятать руки под стол. – Очень… И весьма состоятельный.

– Что за господин? Из Европы? Давно вы его знаете?

– Нет-нет, – Маринеску замотал головой, – сын пана Касюбы, местного помещика… Знаю я его совсем немного, а отцу его служил всю жизнь… Зря вы пальчик мне согнули, ох… Ай!

Ревин коротким и точным рывком вправил вывих оппоненту. Нахлобучил обороненный на столешницу картуз.