Андрей Чертков - Время учеников. Выпуск 3

Однако приняли же злополучный вердикт! И как оперативно! И как безоговорочно!

— Кто?! — повторил Стрелок. И это был уже не вопрос. Просьба. Мольба.

— КОМКОН… — повторил лысый хрыч, указывая тоном на неподобающее поведение Стрелка.

— Виноват, Экселенц… — стушевался Стрелок. Попереминался. Повторил: — Виноват…

Не ободрил его Экселенц: «Ты не виноват». Сказал ему Экселенц:

— Иди. Иди и впредь не греши.

И Стрелок выполнил «кру-угом!» и пошел. Кто из вас без греха? Где твои обвинители? Никто не осудил тебя?

Стрелок — без греха. Обвинители не проклюнулись. Никто не осудил его.

Он искал встречи с остальными из верховного квинтета КОМКОНа. Он досаждал и осаждал. Он, в конце концов, охотился на них! Нет-нет, только в понимании выслеживал, ему только спросить…

Он-таки выследил — и не кого-либо, а Гуру. Самого престарелого и самого почитаемого из верховного квинтета. В КОМКОНе, разумелось, все равны. Но некоторые равнее. ГУРУ — равнее некоторых. Не провозглашалось, но разумелось. Хотя при утверждении очередного вердикта он неизменно голосовал против. И против. И против. Пацифистская блажь. Но принцип большинства есть принцип большинства. Расклад голосов — собственно, никто не делал тайны из расклада голосов. Один — всегда против. Кто тот один — никто не делал тайны и из этого. Гуру. Снова Гуру. Опять Гуру… Вот только из итогов голосования по закрытию Тагоры кто-то сделал тайну. Кто-кто?! КОМКОН и сделал!

Сам Стрелок априори испытывал к Гуру уважение, уважение и уважение. При том, что знал, как неизменно голосует Гуру на верховном квинтете. (А начет закрытия Тагоры, небось, «за»? В кои-то веки, а?! Пацифист блаженный! Или блажной?) Но Гуру есть Гуру…

И Стрелок ощутил мгновенную робость до слабости в ногах, когда очутился лицом к лицу с ним. Именно очутился — главное, внезапность, как на охоте. А то, понимаешь, избегают они его, что ли?!

Стрелок выследил престарелого Гуру в Степанакерте, на шумном достлуг-байраме, посвященном трехсотлетию нерушимого азербайджано-армянского братства. Очень многолюдный достлуг-байрам.

Стрелок очутился лицом к лицу с Гуру и брякнул от смущения:

— А я вас узнал! — с идиотической ухмылкой.

Еще бы не узнать Гуру, чье лицо известно любому землянину и не только землянину, но и любому!

— А я — вас… — произнес Гуру после томительной для Стрелка паузы. А глаза добрые-добрые!

Неловко-то как, массаракш! Стрелку ведь ничего не надо, ему только спросить…

Он не успел спросить, сформулировать не успел.

Гуру неловко размахнулся и влепил пощечину. Не больно. Однако звонко. И демонстративно. За что?!! Публично…

Публики на достлуг-байраме было с избытком. Публики, гомонящей, хохочущей, горланящей. И вмиг — вакуумная тишина.

— Спасибо. Я удовлетворен… — учтиво произнес Гуру. Потом вдруг сразу схватился за сердце, стал оседать, успев спросить у достлуг-байрама: — Можно, я лягу?

Лег. И больше не встал. Еще неделю продержался на стимуляторах — в Краславской клинике. И — ушел. Навсегда.

А Стрелок ушел в долгий, почти трехгодичный ступор. Даже запил. По-черному. Сказать бы, до цирроза, сохранись эта напасть со времен постсредневековья.

— Сопляк и дешевка! — орал на него Спец, брызгая слюной, приводил, что называется, в чувство. — Поднимись! Поднимись, говорю! Не молчи! Скажи что-нибудь!.. И-иех, сопляк и дешевка, хвостом тя по голове!

Стрелок не поднимался и молчал. Угрюмо. И лишь снова оказавшись один после очередного визита друга-Спеца, изредка риторически вопрошал вслух:

— За что?! Нет, главное, за что?! Кто-нибудь мне объяснит, за что?!

Никто. Никто ему так и не объяснил.

Время лечит все.

Но легкие рецидивы есть легкие рецидивы.

Стрелок, выйдя из трехгодичного ступора, вошел в стадию «Ах, так?!». Убедившись, что Тагора по-прежнему закрыта, он с упорством, достойным лучшего применения, затребовал свою капсулу, ту самую, да! Вместе с содержимым, конечно! Псевдо не псевдо, хомо не хомо — это его добыча. Выньте да положьте! У вас Тагора, значит, закрыта, и на Тагору, значит, никак?! И чудненько! А у него в музейной экспозиции брешь, и он эту брешь может скомпенсировать лишь за счет этого самого псевдохомо, именно этого, ибо другого не дано — закрыто. И вообще, о чем речь?! Товарищи ученые! Доценты с кандидатами! Не натешились с организмом (псевдо не псевдо, хомо не хомо!) за три-то года, пока Стрелок… мнэ-э… безмолвствовал?! Не натешились, значит? А плевать! Отдайте. Это моя добыча. Отдайте… Настырность хронического склочника. Станешь тут с вами склочником! Да, склочник! Вот и отдайте!

Отдали. Вам как — на руки? Или — в музей?

В музей, конечно. Зачем же на руки! Добыча, да, его. Но он ведь ее — для музея. Пусть будет. Пусть смотрят.

Профессор Исии Сиро капсулу и доставил. Самолично. Прибыл на глайдере. Не кланялся и не улыбался, не кланялся и не улыбался, не кланялся и не улыбался. И эти японцы еще что-то говорят о незыблемости ритуалов!

По случаю пополнения экспозиции Стрелок тоже прибыл, тоже на глайдере.

Они пересеклись на каких-то пять-шесть секунд, на крыше Музея, на взлетно-посадочном круге. Стрелок прибыл, а профессор, знаете ли, как раз убывает. Не поклонился и не улыбнулся.

И Аматэрасу с ним, с профессором, в конце концов! Вольному воля! Экспонат-то хоть привез? Или так, погулять вышел?

Ага, привез. Вот он.

И чудненько! Пусть будет. Пусть смотрят.

Посетители музея, пра-ашу!

То-то и оно. Проси, не проси — с тех самых пор Стрелок стал чуть ли не единственным посетителем. И то от случая к случаю — по случаю. Например, как сегодня, как здесь и сейчас. Вековину стажа отметить — всем случаем случай! Не так ли? Один, совсем один. То-то и оно.

Нет, не один! Кто-то (некто?) пнул его под коленки — мягко, типа «соизвольте подвинуться, за вами не видно». Ох, Вагнер, Вагнер! В смысле — Рихард. В смысле — «Риенци».

Заглушил все посторонние звуки, заглушил. Эдак на Гиганде (на Сауле, на Гарроте, на Леониде, на Тагоре) увлечешься кристаллофонами, заслушаешься и — ку-ку. Но здесь и сейчас опасаться нечего. Возрадоваться разве! Не один он, не один. Еще посетитель!

Стрелок сдернул серьги кристаллофонов, одновременно оборачиваясь и подвигаясь в сторону: пожалуйста-пожалуйста, пардон, что помешал.

Тьфу! Массаракш! Никакой не посетитель. Кибер-уборщик. Чистота залог чего-то там. И верно. Без кибера-уборщика тут заросло бы все… по самое некуда.

— Пшел вон! Кыш! — пронзительной фистулой отогнал Стрелок.

Кибер порскнул было за угол, в Зало.

— И оттуда пшел! Кыш! Понял, нет?!

Еще не хватало! Последняя точка маршрута! Зало! И там — вдруг кибер-уборщик! Помимо того, что (кто?) там пребывает с тех пор, как ушел… навсегда. Нет уж! Зало на то и Зало — там надлежит быть одному, с самим собой… и с тем, что (кто?) пребывает в Зало с тех пор, как…