Андрей Чертков - Время учеников. Выпуск 3

Программы новостей с охотой поддались всеобщей истерии — теперь чаще всего по телевизору показывали трупы во всевозможных ракурсах, а также лозунги вроде «Отдайте народу свободную Зону!», «Счастье для всех!», «Даром!» и даже «Дело Рэдрика Шухарта живет и побеждает!».

Пользуясь подходящим моментом, парламентская оппозиция вывалила перед публикой несколько чемоданов с грязным бельем: коррупция в правительстве, перерасход бюджета на науку, измена национальным интересам в угоду космополитам из ООН.

Озвучить накопленный компромат через средства массовой информации, было поручено восходящей звезде политического небосклона — Креону Мальтийцу. А через месяц, на внеочередных президентских выборах, этот смышленый красавчик, авантюрист с манерами и внешностью опереточного героя, стал главой государства.

Новый президент особо не церемонился — ни со своими врагами, ни с теми, кто считал себя вправе требовать благодарности. Аресты начались буквально сразу же, «независимой» прессе быстро заткнули рот, поэтому первые показательные судебные процессы прошли как по нотам. Потом уже в них не было нужды — появилось так называемое «упрощенное производство по делам о противодействии Посещению».

Каждый несогласный или подозреваемый в несогласии с режимом автоматически зачислялся во «враги прогресса» и подлежал немедленному устранению из жизни. Были созданы первые концентрационные лагеря и все остальное, необходимое для того, что сторонники доктора Валентина Пильмана окрестили «массовыми репрессиями».

Сам директор Института успел бежать. Одни утверждали, будто он до сих пор находится в стране на нелегальном положении, другие — что доктор Пильман скрылся за границей и оттуда руководит своими тайными последователями.

Во всяком случае, службе государственной безопасности, так называемым «черным сталкерам» Креона Мальтийца, отыскать и обезвредить беглого Нобелевского лауреата пока что не удалось. Зато официальная пресса изо дня в день сообщала о раскрытии все новых и новых подпольных групп так называемых «пильманистов».

Конечно же, правительство не забывало и об идеологии — новое время требовало новых героев. Еще ударными темпами достраивался Мемориальный музей Рэдрика Шухарта, а в школах и высших учебных заведениях уже сдавали экзамены по истории сталкерского движения, наизусть заучивая биографии таких его героев, как Пудель, Норман Очкарик и Носатый Бен-Галеви. Центральной городской больнице отдельным указом было присвоено имя Мясника, а члены организации контра бандистов «Квазимодо», в которую некогда входил сам нынешний президент, получили пожизненную пенсию и места в Совете ветеранов.

Что же касается свободного и бесконтрольного доступа в Зону…

Поначалу этот вопрос поднимался в каждом публичном выступлении. Но потом как-то незаметно, за хлопотами о государственном устройстве и борьбой с внутренними и внешними врагами, он отошел на второй план.

А через некоторое время и вовсе забылся. Постепенно была приведена в порядок потрепанная во время народных волнений «запретка», и вдоль колючей проволоки вновь появились вооруженные патрули — только уже не в голубых касках ООН, а в беретах с мальтийским крестом национальной гвардии.

Не так давно ожили уникальные лаборатории бывшего Института внеземных культур. Правда, теперь он относился к Министерству Посещения, имея статус закрытого оборонного предприятия, и все его сотрудники давали подписку о неразглашении.

Все, как всегда…

Лязгнул засов — очень быстро и очень коротко. Капитан уже несколько минут ожидал этого звука, но все равно не сумел приготовиться должным образом: противный холод выплеснулся откуда-то из-под сердца, дрогнули плечи, перехватило дыхание… Впрочем, он успел вскочить, как положено, еще прежде, чем дверь камеры полностью отворилась.

— Квотерблад?

— Так точно, господин… — Дневной свет из коридора бил прямо в глаза, поэтому сразу разглядеть вошедшего не удалось.

— Государственный прокурор Барбридж, — представился тот.

— Барбридж? — не удержавшись, переспросил капитан. Странно, у безногого Стервятника голос был вовсе не такой, да и вообще…

— Артур Барбридж, — уточнил посетитель. И на всякий случай добавил: — Младший. Сын.

Но Квотерблад уже и сам узнал стоящего напротив молодого человека.

— Поздравляю, господин Государственный прокурор!

— С чем?

— Ну, как же — такой высокий чин.

— А, вы про это… — Артур Барбридж обернулся: — Оставьте нас!

Кто-то невидимый, снаружи, попробовал возразить:

— Но, господин Государственный прокурор, согласно инструкции…

— Убирайтесь.

Команда прозвучала не слишком громко, но так убедительно, что уже через мгновение ей ответили скрипом петель, и тяжелая дверь встала на место.

В камере вновь воцарился привычный сумрак, и Квотерблад наконец-то смог толком разглядеть стоящего напротив человека.

Артур Барбридж почти не изменился с тех пор, когда они виделись последний раз: чистое правильное лицо, широкие плечи и длинные черные волосы, расчесанные на пробор. Ни дать ни взять — все тот же мальчишка, студент юридического факультета, несколько лет назад проходивший летнюю практику в отделе капитана Квотерблада.

Только тогда на нем красовалась потертая кожаная куртка, а теперь — синий форменный китель с какой-то вышитой золотом растительностью на погонах. И взгляд, которым гость ощупывал высохшую фигуру бывшего полицейского, его желтую, старческую кожу, был уже совсем другой: холодный, властный… и снисходительный.

Пауза тянулась достаточно долго. Слишком долго.

Наконец, Артур Барбридж махнул рукой — сверху вниз:

— Садитесь.

— Благодарю вас, господин Государственный прокурор. — Подождав, пока собеседник опустится на пустую койку, Квотерблад тоже занял свое место.

— Курите?

— Нет, господин Государственный прокурор.

— Зовите меня просто — мистер Барбридж… А я закурю, если не возражаете.

— Ну что вы… Пожалуйста. — Капитан не понимал, что происходит, и из-за этого никак не мог выбрать верную линию поведения. — Только осторожнее!

— А в чем дело? — Собеседник отвел от сигареты руку с еще не зажженной спичкой.

— Не запачкайтесь. Там, наверное, кровь еще не высохла.

Артур Барбридж привстал, пытаясь взглянуть под себя:

— Нет, вроде все в порядке… Кровь?

— Гуталина помните?

— Да, конечно. Ах, вот вы о чем… Что же, царствие ему небесное!

Молодой человек произнес это так спокойно, что Квотерблад после некоторого замешательства позволил себе поинтересоваться:

— За что его так?

— Официальная версия — неужто не устраивает? — усмехнулся Барбридж. — Толстяка, небось, жалко?