Грег Иган - Научная фантастика. Возрождение

— Ты проснулся, — произнес Орландо Венетти.

Паоло обернулся. Отец стоял на расстоянии вытянутой руки, он принял облик человека неопределенного возраста, в цветистых богатых одеждах. Конечно, он все равно был старше Паоло; Орландо никогда не уставал выказывать свое превосходство, пусть даже разница в возрасте теперь уже составляла всего двадцать пять процентов и продолжала уменьшаться.

Паоло приказал коврам удалиться из комнаты во внешнее пространство по другую сторону одного из пятиугольных окон. Затем он взял отца за руку. Та область сознания Орландо, которая соотносилась с частью сознания Паоло, выразила удовольствие в связи с его пробуждением от длительного сна, с любовью обратилась к совместным воспоминаниям и выразила надежду на дальнейшую гармонию отношений между отцом и сыном. Паоло также представил отцу порцию радостных эмоций. Все это можно было назвать скорее ритуалом, чем общением, но даже с Еленой Паоло устанавливал определенные барьеры. Никто не мог быть предельно честным и искренним с другим человеком, если только они не собирались навсегда объединиться в целостный организм.

Орландо кивнул в сторону ковров:

— Надеюсь, ты понимаешь, насколько они важны.

— Ты прекрасно знаешь, что понимаю, — сказал Паоло, хотя и не включил этого в свое приветствие. — Первый пример чужеродной жизненной формы.

К-Ц наконец-то опередили глейснеровских роботов, — видимо, для его отца теперешние события имели именно такую окраску. Роботы первыми добрались до альфы Центавра, первыми достигли планеты вне Солнечной системы, но первая инопланетная жизнь — это все равно что «Аполлоны» по сравнению со спутниками.

— Нам нужно именно такое открытие, чтобы привлечь граждан из маргинальных полисов, — заявил Орландо. — Тех, что еще не окончательно погрязли в солипсизме. Это их хорошенько встряхнет! Как ты думаешь?

Паоло пожал плечами. Транслюди Земли были вольны объединяться по своему желанию; это не мешало Картер-Циммерману исследовать физическую Вселенную. Но победа над глейснерианцами не успокоит Орландо; он мечтал о том дне, когда культура К-Ц станет основной на Земле. Любой полис, если бы только захотел обойти остальные по численности, мог в миллиард раз умножить свое население в течение микросекунды. Сложнее было склонить граждан других полисов мигрировать в твой, еще сложнее было убедить их переделать свои хартии. Орландо всегда был склонен к миссионерству; ему хотелось, чтобы все остальные полисы увидели свои ошибки и последовали по пути К-Ц к звездам.

— Эштон-Лаваль тоже представлял разумную инопланетную жизнь, — напомнил Паоло. — Я не уверен, что новости о гигантских морских водорослях так уж потрясут Землю.

Орландо ядовито продолжил:

— Эштон-Лаваль уже настолько часто проводил свои так называемые эволюционные симуляции, что с таким же успехом мог сотворить конечный продукт одним актом созидания продолжительностью шесть дней. Они хотели говорящих рептилий, и вот — mirabile dictu! [3] Удивительно! (лат.) — именно говорящих рептилий они и получили. В нашем полисе есть самомодифицированные транслюди, более инопланетные, чем инопланетности Эштон-Лаваля.

Паоло улыбнулся:

— Хорошо. Бог с ним, с Эштон-Лавалем. Но тогда забудем и про маргинальные полисы. Мы сделали выбор — мы признаем ценность физического мира. Именно это определяет нас, но ведь это такой же произвольный выбор, как любой другой выбор системы ценностей. Почему ты не хочешь с этим смириться? Совсем не нужно направлять заблудших по единственному истинному и верному пути.

Он понимал, что спорит наполовину только ради того, чтобы поспорить, ведь он и сам с удовольствием опроверг бы домыслы антропокосмологов, но он всегда пытался спорить с Орландо. Просто из боязни остаться всего-навсего клоном отца. Вопреки полному отсутствию унаследованных эпизодических воспоминаний, вероятностному вкладу отца в его онтогенез, хаотической природе многократных алгоритмов, по которым строился мозг.

Орландо жестом вернул половину образов ковров в комнату.

— Ты будешь голосовать за микрозонды?

— Конечно.

— От этого сейчас зависит все. Неплохо начать с интригующей картинки, но, если вскоре мы не подтвердим все более подробными данными, на Земле быстро потеряют к этому интерес.

— Потеряют интерес? Пока мы узнаем, обратил ли кто-нибудь вообще внимание на наши новости, пройдет как минимум пятьдесят четыре года.

Орландо разочарованно и немного странно посмотрел на Паоло:

— Если тебя не волнуют другие полисы, подумай о К-Ц. Это поможет нам, это укрепит наши позиции. Нам надо выжать максимум из того, что мы получили.

Паоло был озадачен:

— У нас есть хартия. Что еще нам нужно укреплять? Ты говоришь так, как будто мы чем-то рискуем.

— А что, по-твоему, станет с нами в тысяче безжизненных миров? Считаешь, хартия не изменится?

Паоло никогда не думал о таком повороте событий.

— Возможно, изменится. Но в каждом новом К-Ц при переделывании хартии нашлись бы те, кто уходил бы и основывал новые полисы по старым правилам. Например, мы с тобой были бы в числе таких граждан. И могли бы назвать новый полис Венетти-Венетти.

— И это когда половина твоих друзей отказалась от физического мира? Когда Картер-Циммерман спустя два тысячелетия стал бы солипсическим полисом? Тебя это устраивает?

Паоло рассмеялся:

— Нет, такому не бывать, не так ли? Мы ведь нашли жизнь. Ладно, согласен — это укрепит позиции К-Ц. Диаспора могла бы пропасть… но этого не случилось. Нам повезло. Я рад. Я благодарен. Ты это хотел от меня услышать?

— Ты слишком многое принимаешь как должное, — ответил Орландо с мрачным видом.

— А тебя слишком уж волнует, что я думаю! Я не твой… наследник. — Орландо был первым представителем рода, образ которого сканировали с плотского тела, и иногда казалось, что он просто не может понять, — само понятие поколений утратило свою архаическую значимость. — Для обеспечения безопасного, с твоей точки зрения, будущего Картер-Циммермана я тебе не нужен. Даже для обеспечения будущего трансчеловечества. Ты все можешь сделать сам.

Орландо казался обиженным; конечно, сделал он это с расчетом, но все же его вид кое-что означал. Паоло почувствовал угрызения совести, но ведь он ничего такого не сказал.

Отец подобрал рукава своих темно-красных с золотом одежд (он был единственным гражданином К-Ц, которого Паоло не мог спокойно видеть обнаженным) и повторил, исчезая из комнаты:

— Ты слишком многое принимаешь как должное.

Вся группа следила за запуском микрозондов, даже Лизл, хотя она пришла в трауре — в виде гигантской темной птицы. Карпал нервно поглаживал ее по перьям. Герман появился как некое существо Эшера [4] Эшер Мауриц Корнелис (1898—1972) — голландский график. — сегментированный червь с шестью человеческими ступнями и локтями вместо коленей; червь сворачивался клубком, а потом скатывался но балкам спутникового Пинатубо. Паоло и Елена говорили в унисон: они только что занимались любовью.