Фрэнк Герберт - Улей Хельстрома

Из дневника Нильса Хельстрома:

«Концепция колонии, вживленной в толщу существующего человеческого общества, не уникальна. Даже цыган можно считать грубым аналогом нашего пути. Нет, мы уникальны не этим. Наш Улей так же далеко отстоит от цыган, как они от первобытных пещерных людей. Мы напоминаем колонии простейших организмов, все мы в Улье крепимся к единому ветвящемуся стволу, и этот ствол укрыт в толще земли от другого общества, которое верит, что оно достаточно кротко, чтобы наследовать землю. Кроткие! Это слово первоначально означало „немой и тихий“».

Каким-то бестолковым и сумасшедшим был этот полег: начался он в аэропорту имени Джона Ф. Кеннеди, потом часовая задержка в О'Хара, быстрая пересадка на чартерный рейс в Портленде и шум, и прочие неудобства, присущие одномоторному самолету, и никакой передышки на всем пути до Колумбия Джордж. Закончился он уже вечером перелетом через весь Орегон — в его юго-восточную часть. Мерривейл был не в себе, когда самолет пошел на посадку в Лейквью, но испытывал странный восторг.

Когда он уже ни на что не надеялся, сели говорить откровенно, когда смирился с унизительным поражением, они его позвали. Они — Совет, о существовании которого он знал, но и только, никого лично он и в глаза не видел, — они выбрали Джозефа Мерривейла, как «нашу лучшую надежду как-нибудь расхлебать эту кашу».

Да и кто теперь, когда Перуджи и шеф мертвы, у них остался? Эта мысль придавала ему ощущение собственного могущества, которое, в свою очередь, подпитывало его гнев. Это ему-то они причиняли такие неудобства?

Отчет, переданный Мерривейлу в Портленде, не поднял его настроения. Перуджи проявил преступную халатность. Провести ночь с подобной женщиной! При исполнении!

Небольшой самолет приземлился в темноте, и встречал его только серый аэродромный автобус, в котором не было никого, кроме водителя. То, что водитель представился как Вэвэрли Гаммел, специальный агент ФБР, оживило тревоги Мерривейла, которые ему удалось спрятать от себя во время полета, и это усилило его гнев.

«Им ничего не стоит бросить меня на съедение волкам», — подумал он, садясь на стоянке в машину рядом с водителем. Эта мысль сжигала его на всем долгом пути из Портленда. Он смотрел вниз на редкие мигающие огоньки и с горечью думал, что есть же люди, занимающиеся обычными делами: едят, ходят в кино, смотрят телевизор, навещают друзей. Удобная, обычная жизнь, о которой часто мечтал Мерривейл. Однако оборотной стороной этих фантазий являлось понимание того, что безмятежное спокойствие этого мира в какой-то мере зависит и от него. Они там, внизу, даже не догадываются, что он предпринимает ради них, на какие жертвы идет.

Буквальное выполнение приказов ничего не гарантирует. Даже неожиданное повышение не изменило сущности универсального закона: большой поедает маленького, но всегда находился некто еще больший.

У Гаммела были волосы стального цвета и молодое лицо, резкие черты которого говорили об индейских предках. Глаза глубоко посажены, темные при свете приборной доски. Голос глубокий и с неким акцентом. Техасским?

— Введите меня в курс дела, — приказал Мерривейл, когда Гаммел выводил машину с автостоянки аэропорта. Фэбээровец вел автомобиль с уверенной небрежностью, абсолютно не задумываясь, как уберечь его на этой ухабистой дороге. Потом он свернул налево.

— Вы, конечно, знаете, что от посланной вами на Ферму команды нет никаких известий, — сказал Гаммел.

— Мне сообщили это в Портленде, — ответил Мерривейл, на мгновение позабыв о своем притворном английском акценте. Затем торопливо добавил: — Проклятье!

На развилке Гаммел свернул налево на более широкую дорогу и, затормозив, пропустил шумный автобус.

— На данный момент мы согласны с вами, что шериф из Фостервилля не заслуживает доверия, и что он, возможно, не единственный. Его сообщники могут отыскаться как в офисе шерифа, так и в самом городском совете. Поэтому мы не доверяем местным властям.

— Как вы поступили с шерифом?

— Вы знаете, его захватили с собой ваши люди. И о нем тоже нет никаких известий.

— Ваше мнение о местных властях?

— Шпионят.

— Хотят остаться в стороне?

— Не хотят, но осторожность явно преобладает над доблестью. Политические шаги, предпринятые нами на самом высоком уровне, дали результаты — указания с такого уровня принимаются однозначно.

— Ясно. Я думаю, вы уже блокировали районы, прилегающие к Ферме?

Гаммел на секунду оторвал глаза от дороги. Блокировали? А, то есть заняли! Он ответил:

— Мы подключили только одиннадцать человек. Пока вынуждены ограничиться этим количеством. Орегонский дорожный патруль прислал три машины и шестерых человек, но мы их пока держим в резерве. Мы проводим ограниченную операцию, исходя из презумпции корректности оценки ситуации, данной вашим Агентством. Но при малейшем сомнении в этой оценке нас заставят вернуться к федеральному своду законов. Понятно?

«Презумпция корректности», — подумал Мерривейл. Эта формулировка ему понравилась, она была в его духе, и он решил запомнить ее, чтобы в дальнейшем использовать в других делах. Но то, что стояло за этой фразой, однако, ему не понравилось, о чем он сразу и заявил.

— Конечно, — продолжил Гаммел, — вы понимаете, что наши действия выходят за рамки закона. Посланная вами команда не имеет никаких юридических прав. Это же самые настоящие штурмовики. Вы сами себе устанавливаете законы. Мы же не можем всегда поступать так. Инструкции, данные мне, четко указывают: я должен сделать все, что в моих силах, чтобы помочь вам в организации крыши или обеспечить защиту ваших людей. Но — и это очень серьезное «но» — эти инструкции действуют, пока ваша оценка ситуации не подвергается сомнению.

Мерривейл слушал, храня ледяное молчание. Положение выглядело так, словно Совет вовсе не повысил его, а попросту бросил на съедение волкам. Он был помощником двух человек, теперь мертвых, чью политику уже нельзя было защитить. Совет направил его сюда одного в качестве полевого агента с напутствием: «Вы можете рассчитывать на полное взаимопонимание с ФБР. Если при этом не нарушается закон, вы сможете получить любую помощь».

Сволочи!

Его сделают козлом отпущения, если все пойдет не так, как ожидается. Как будто все и так не идет наперекосяк. Он слышал, как со скрипом власти дают обратный ход в Балтиморе и Вашингтоне: «Что ж, вы знали, во что ввязывались, Мерривейл». С профессиональным сожалением прозвучит их стандартная фраза: «В нашем деле каждый сам несет свой крест, если того требуют обстоятельства».

А ситуация именно такова, никаких сомнений. Если ее еще можно исправить, то он сделает это, но сперва нужно позаботиться о себе.