Роджер Желязны - Ибо это есть царствие мое

— Сожжем, — прожужжал первый.

— Закопаем, — проскрипел второй.

— Переделаем, — прогудел третий.

— Забудем, что они когда-то существовали, — просвистел четвертый.

Остальные дутики смотрели на него, издавая странные звуки. Неужели смех?

— Кто ты? — спросил он ванильную пирамиду.

— Шут, — ответил дутик. — Я высмеиваю наших владык

— А ты кто? — спросил он одного из тех, с которым говорил.

— Первый среди равных. — Ответив, дутик повернулся к соседу и спросил: — А ты?

— Второй. А ты?

— Третий.

— С Шутом вас четверо. Прекрасно!

Он засмеялся и воскликнул:

— Приветствую тебя, комический король снегов!

Землянин поклонился. «Второй» метнулся к нему, вытягивая жвало.

Он увернулся, не позволяя острым клешням приблизиться к своей шее. Его правая рука перехватила жвало. Гордо взглянув на дутиков, он холодно промолвил:

— Прошу прощенья, сэр. Я был не прав, — промолвил он, сжимая хватку. — Все, чем мог задеть я ваши чувства, честь и положенье, прошу поверить, сделала болезнь [1] Здесь и далее использованы цитаты из «Гамлета» в переводе Бориса Пастернака. .

Едва рука и жвало встретились, свет начал блекнуть. Под жужжание встревоженных дутиков комнату заполнил мрак. Когда воцарилась тишина, он продолжал:

— Прошу во всеуслышанье, при всех, сложить с меня упрек в предумышленье. Пусть знают все: я не желал вам зла...

Свет вспыхнул вновь — свет огня чадящих факелов, которые, как грибы, возникли на закопченных стенах. Пятьдесят или шестьдесят ярко наряженных придворных собрались в темной дворцовой зале. Его кушетка превратилась в трон, на котором сидел бородатый мужчина в тяжелой пурпурной мантии и с золотой короной на голове.

На стенах висели гобелены с грубо вышитыми эмблемами ярких цветов. Здесь же виднелись головы убитых хищников и топоры, покрытые копотью и пятнами ржавчины. В двадцати — тридцати футах над ними угадывался темный свод, сквозь который по стенам сочилась тьма.

На нем были черные штаны и белая рубашка с открытым воротом; волосы блестели как сталь. Взор небесно-голубых очей застыл на смуглом мужчине, чья длань дрожала в его руке.

«Говори же!» — настойчиво подумал он.

Рот соперника корчился от незнакомых слов, но мышцы горла начинали расслабляться.

— В глубине души, где ненависти, собственно, и место, прощаю вас. Иное дело честь...

Постепенно его голос окреп:

— До той поры ценю предложенную вами дружбу и дружбой отплачу.

— Душевно рад и с легким сердцем принимаю вызов. — Выпустив руку соперника, он отвернулся и захохотал. — Приступим. Где рапиры?

— Мне одну!

— Хотите, стану я для вас рапирой? — съязвил он с шутовской улыбкой.

— Да вы смеетесь, сэр!

— Нет, жизнию своей клянусь, что нет. — Он снова схватил соперника за руку.

Тот отвернулся и отступил на несколько шагов, словно жест дружбы был чем-то новым для него. Удивленный его внезапной грацией, он быстро проделал фехтовальную разминку и удовлетворенно засмеялся.

— Раздайте им рапиры, — приказал мужчина в короне. — Известны вам условья?

— Да, милорд.

Его противник потрогал пальцем острие оружия.

— Другую. Эта слишком тяжела.

Он выбрал себе клинок, взглянул на противника, но тот лишь холодно кивнул в ответ. Облизав губы, землянин рассек оружием воздух и вышел на линию с соперником.

— Мне эта по руке, — сказал он с задором. — Равны ли обе?

— Да, милый принц.

Сверкнув улыбкой поверх косой дуги салюта, он принял выжидательную позу.

Да, он вовлек их в игру, прекрасную игру, в которой они наслаждались чувством движения и новыми образами; в которой они видели цвета Земли жутковатыми глазами людей и говорили на их языке.

Конечно, тут была и доля принуждения: им приходилось стоять в определенных местах, делать те или другие жесты. Кто-то радостно восклицал, кто-то горестно ужасался. Но потом король потребовал вина и, бросив жемчужину в кубок, громко произнес:

— Начнемте. Вниманье, судьи! Просим не зевать!

Атмосфера накалилась от невидимых разрядов ожидания. В каждом движении дутиков чувствовалось страстное нетерпение. Затаив дыхание, они полуосознанно пригнулись вперед при команде: «Готовьтесь».

— Бьюсь! — вскричал противник, и клинки, сверкнув, соприкоснулись, как языки стальных гадюк.

(Удар парирован... два шага вперед... ложный выпад... еще один... коварный бросок навстречу.)

Попал!

— Удар.

— Отбито.

— Судьи!

— Удар, удар, всерьез.

— Возобновим.

— Стой, выпьем, — закричал король. — Пью за твое здоровье! — Он сделал жест слуге. — Жемчужина твоя! Бокал герою!

— Не время пить, — возразил землянин. — Начнемте. Защищайтесь.

Он вновь погрузился в иллюзию момента, раскручивая память в противоположных направлениях и наполняя ею каждый эпизод. Отскок, блок, выпад.

— Опять удар. Не правда ли?

— Удар. Не отрицаю, — признал противник.

— Сын наш побеждает!

— Я, королева, пью за твой успех. — Леди, сидевшая рядом с королем на троне, подняла кубок.

— Не пей! — прокричал король, а затем, отвернувшись в сторону, со стоном прошептал: — В бокале яд! Ей больше нет спасенья! — Он заскрипел зубами.

Землянин прикусил губу.

— А ну, теперь ударю я, — промолвил вдруг соперник.

Клинок последнего сына Земли упал на каменные плиты пола. Отравленное жало впилось в бок, ослепив на миг его глаза. Дворцовая зала дрогнула, как пламя свечи, пронесенное у окна.

Чуть позже сцена обрела стабильность. Землянин опустился на одно колено. Рванувшись вверх, он вонзил свой локоть в грудь противника, проскользнул под его рукой и выкрутил запястье, сжимавшее рапиру.

Второй клинок зазвенел на плитах пола. Послышались крики:

— Разнять их! Так нельзя!

Он поднял оружие, выпавшее из рук противника.

— Нет, сызнова!

Второй участник поединка схватил рапиру, лежавшую на полу, и с ревом бросился в атаку.

Парировав внезапный выпад, он ловко увернулся и отпрыгнул в сторону. Клинки с лязгом скрестились. Отбив удар, он сделал финт, но его последующий натиск был встречен молниеносной «вертушкой» с проходом под руку. Он успел отклониться, шагнул назад и, улучив момент, нанес укол.

Противник застонал.

Королева упала на колени.

— На помощь королеве! Эй!

— Тот и другой в крови! Ну как, милорд?

— Ну как?

Противник вытянул перед собой дрожащую руку. Ужас исказил его черты. Побелевшие губы зашевелились.

— О справедливое возмездье! Я ловко сети расставлял и угодил в них за свое коварство.

— Что с королевой?

— Обморок простой при виде крови.

— Нет, нет, неправда! Это все питье — простонала она, и придворные зашумели, услышав слова, которые сорвались с ее уст. — Питье! Отравлена! Питье!