Алекс Грин - Мечь, ночь, море (Путь меча в море - 1,2,3)

С этим утверждением никто на поляне спорить не стал — ни мертвые, ни живые, ни живые наполовину…

Когда они вернулись в комнату, Ровена, вопреки их ожиданиям, не спала.

— Хорошо провели время? — поинтересовалась она.

— Фели рассказывала про тени изнутри. Страшно, но интересно. Тебе как-нибудь тоже стоит об этом послушать.

— Ну, страхов мне на сегодня хватило, — сказала Ровена и села в своей кровати.

— Неужели даже чемпионы и ураганы могут чего-то бояться? Подковырнула подругу Феличия.

— Смеешься? Ладно, еще час назад я думала, примерно, как и ты.

— Да что и впрямь что-то случилось?

— Не наяву — во сне. Но сон поразительно кошмарный. Из-за кошмара я и проснулась.

Некоторое время она собиралась с мыслями, а потом сказала:

— Я видела озеро Архам, и город Гарес на его берегу. Вернее, развалины Гареса. И над руинами клубился туман. Он становился все гуще и плотнее, и превратился вдруг в армии призраков… Снова и снова сходятся они там, в небе, чтобы биться в великом сражении за Гарес…

— Так это ж «Легенда об Армии Фантомов». — Сказала Феличия. — Габор давал нам ее месяц назад. Ты прочитала, и теперь она приснилась.

— Но того, что оказалось самым страшным, в «Легенде» нет. И об этом я нигде не читала. Высоко, над всеми над ними — над городом, над призраками, над облаками в холодной-холодной черноте на звездном шесте сидела огромная ужасная птица. Я знала, что это птица Эрийон. Она хлопала гигантскими крыльями, ее клюв был полон крови, и когда она пронзительно… — Ровена остановилась, подыскивая нужное слово.

Изабелла и Феличия принялись наперебой подсказывать варианты: «крикнула, каркнула, крякнула, квакнула…»

— Ну и дуры же вы! — Оценила их деятельность Ровена, и все же продолжила. — В общем, она издала пронзительный звук, и из ее раскрывшегося клюва упала капля крови. И понеслась вниз с головокружительной высоты. И эта капля крови почему-то казалась такой зловещей, холодной, страшной. Казалось — самое страшное в мире — это столкнуться с ней. И она неслась прямо на меня! Хорошо, что я успела проснуться…

— Шутки шутками, — сказала Феличия, — а здесь скрыто что-то очень важное. И советую выяснить — что.

— Тут фиг что выяснишь. — Возразила Ровена. — Такой сон можно толковать и так и эдак.

— Есть один хороший метод, — предложила Феличи, — называется пирокатарсис.

— А это что за штуковина?

— Ну, ты просто сиди спокойно, прислушивайся к себе, и отвечай на мои вопросы.

— Ладно, давай.

— Этот сон связан с угрозой снаружи?

— Да. — Удивленно сказала Ровена. — Сама не знаю почему, но чувствую, что да.

— Этот сон связан с угрозой изнутри? — включилась в процесс Изабелла.

— Да, — слегка растерялась Ровена, — я опять чувствую, что надо ответить утвердительно.

— А тебе не кажется, Фели, — поинтересовалась Изабелла, что мы сами подсказываем ей ответ?

Ровена вдруг вскочила с кровати.

— Елки-палки! — У нее был изумленный вид. — Я только что слышала голос.

— Что он сказал? — наперебой спросили подруги.

— Елки-палки, это же надо!

— Ну-у!!!

— Даже боюсь повторить. Ладно: «Тени извне объединились с тенями изнутри. Большая беда на подходе. Человек, которого ты любишь, связан с ней».

— Спокойно! — Потребовала Феличия, хотя сама была возбуждена не меньше остальных. — Мы приближаемся к цели. Ты, Изабеллка, заткнись. А ты, Ураганчик, отвечай и не отвлекайся.

— Чего отвечать-то?!

— Теперь все просто. Перечисляй людей, которых любишь.

— Всех что ли?

— Не тех, которые только лишь симпатичны. Тех, кого любишь по-настоящему, крепко.

— Ну, — замялась Ровена, — даже как-то неловко. Вас, конечно, Феличию и Изабеллу. Ближе вас у меня никого нет. Ну, потом Илону. Мы очень сблизились в последнее время. Она мне так помогает. У отца ведь ужасно тяжелый характер. Но, благодаря Илоне, я этого теперь почти не чувствую…

— Дальше, Ровенка, дальше.

— Ну, — голос Ровены дрогнул, на глазах появились слезы, прогоняя их, она стукнула себя кулаком по ноге. — Я что-то совсем расклеилась.

— Все нормально, Ураганчик! Ты ведь сама сказала — мы самые близкие люди — зачем же стесняться своих?

— Короче, когда я была маленькой — я очень любила отца, Варона. И верила, что и он любит меня. Тогда я жила у матери, родители были в разводе. Но на мои дни рождения… Мне так хотелось, чтобы он пришел хотя бы на день рождения… Мама устраивала большой праздник, в квартире было полно гостей, а я все время выбегала на улицу — надеялась, что придет и он. Но улица оставалась пустой…

— Мудак твой папаша!

— Изабелла!!! Мы договорились, что ты будешь молчать.

— Хрена лысого! Это ты, Фели, договорилась, что я буду молчать. Ладно, ладно — молчу.

— Ровена, продолжай, пожалуйста.

— По-моему — все. — Развела руками Ровена.

— Не очень-то уверенно ты это произносишь.

— Может быть. Если совсем честно — есть еще один человек. Но о нем я говорить не хочу. Могу сказать лишь одно, и это строго между нами.

— Разумеется, как и все, что было до сих пор.

— Я влюблена в одного парня. Но кто это — не скажу никому.

— Даже ему самому не намекнешь? — Поинтересовалась Изабелла.

— Уж ему-то особенно! — Горько усмехнулась чему-то известному только ей одной Ровена. — Ладно, завязали. А в горле что-то совсем пересохло. Схожу-ка я за лимонадом.

— Ну, и как ты сама расцениваешь этот свой э-э «парокатарсис»? Спросила Изабелла, когда за Ровеной закрылась дверь.

— «Пиро». — Поправила ее Феличия. — Возможно, я не все сделала наилучшим образом. Перед сеансом рекомендуется предупреждать клиента: процесс надо доводить до конца, или не начинать вообще.

— А клиент оказался ох как не прост! И почему ж ты не предупредила?

— Понадеялась — раз мы близкие подруги — обойдемся без формальностей.

— Читала я в одной умной книжке, Феличия: «Каждый человек — это смесь дурака с гением». Насчет каждого-то я сильно сомневаюсь. Но в твоем случае это верно на все сто. Как они хитро в тебе перемешаны — гениальная прозорливость и совершенно дурацкая наивность! Перемешаны и плохо взболтаны. То сплошняком прет гениальность, то — бац! — без всякого перехода — дурь беспросветная!

— Но мне же всего шестнадцать лет! — взмолилась Феличия.

— Аргумент принимается. — Проявила милосердие Изабелла. — Против природы не попрешь — шестнадцать лет — самый опасный и роковой возраст.

Ровена вернулась, распахнув дверь ногой. В руках у нее был поднос с тремя стаканами и бутылкой.

— Ты дала мне хороший толчок, Фелик. Дальше — разберусь сама. Но тебе — огромное спасибо! Даже хочу тебя поцеловать. И тебя, Изабельчик, тоже поцелую — чтобы обидно не было. Но сперва лимонад — губы подсластим.